– Джоэль Джонстон, ты был первым мужчиной, который написал мне письмо. Ты мой самый верный товарищ по переписке. Ты стал первым мужчиной, который продолжал мне писать даже тогда, когда стало ясно, что у нас не будет сексуальных отношений. Никто больше – ни мужчины, ни женщины не уделяли мне внимания, не ожидая от меня
Она мягко столкнулась со мной – во второй раз за шесть моих лет и за тринадцать ее. Теперь она стала выше. Теперь ее глаза находились совсем близко от моих. И ее губы тоже. Она обняла меня обеими руками. Я сделал то же самое. Она обхватила мои лодыжки своими и тем самым завершила наше объятие в невесомости. Мы прижались друг к другу теснее, и оба почувствовали мое возбуждение.
– Я
Не эти слова, а то, что я смотрел на ее губы, заставило меня поцеловать ее.
Во время поцелуя почти все связные мысли меня покинули. Но, видимо, он длился очень долго, потому что мне хватило времени подумать о том, что ни одна женщина в моей жизни никогда не уделяла мне внимания столько лет подряд по
А потом мы немного отстранились друг от друга и поняли, что мы – внутри звездолета.
– Ты полетишь с нами, да? – торжественно спросила Эвелин.
– Я полечу с
Мы одновременно улыбнулись.
– Это безумие, да? – спросил я.
– Еще какое, – сказала она.
– Ох, хвала небесам. Я уже боялся, что со мной опять все в порядке.
– За это не стоит опасаться, – послышался голос Джинни из дальнего конца отсека.
Я посмотрел на нее и обнаружил, что ее лицо бесстрастно. Я вдруг поймал себя на мысли о том, что за все время нашего с Эвелин долгого поцелуя я даже не подумал о том, что на нас смотрит Джинни. Из-за этого мне захотелось улыбнуться еще шире, но я решил, что из вежливости не стоит этого делать. Болезнь чуть не убила меня – но теперь пришло полное исцеление. Эндрю, бедняга Эндрю, достался ей. Я желал ему всего наилучшего, я надеялся, что он достаточно гениален для того, чтобы уберечь свое "я" рядом с ней. Он преодолел скорость света. Так что – глядишь, может, и продержится.
Но в моем сердце вдруг словно бы открылась течь, и моя радость стала проливаться в реальность. Я начал осознавать, что не имею внятного представления о том, что теперь будет, что мне делать. И как мне жить потом. Всем сердцем я хотел полететь с Эвелин, куда бы она ни направилась. Но как я мог покинуть столько друзей – любого из моих друзей, – как я мог оставить их погибать на борту "Шеффилда"? Если бы я остался, я смог бы, в лучшем случае, спасти жизнь хотя бы одного человека… Если не я, то вообще никто не выживет… Вот такие и еще десятки разных мыслей заметались в моей голове, но толку от них никакого не было.
Эвелин заметила, как я погрустнел. Не могла не заметить.
– Джоэль, что случилось?
Я вздохнул.
– Даже подумать не в силах о том, что брошу хоть кого-то, оставлю умирать от старости на этом корыте. Не знаю, смогу ли… Не знаю, как…
Я не знал, как высказать свою дилемму даже себе самому.
Слово взяла Дороти Робб:
– Только у меня одной тут все в порядке с арифметикой?
Все повернулись к ней. Она сдвинула брови.
– Честно говоря, подсчитать сложновато. Но наверняка хоть кто-нибудь здесь знает, как пользоваться калькулятором?
– Что вы хотите сказать, Дороти?! – воскликнула Эвелин.
Дороти обратилась ко мне.
– Джоэль, сколько пассажиров сейчас на борту "Шеффилда"?
Я не был уверен в точном ответе. В последнее время произошло слишком много смертей, а времени следить за статистикой не было.
– Можно пока остановиться на цифре четыреста пятьдесят?
Дороти кивнула, закрыла глаза и сказала: