Переломленная судьба

Хуан Куй догнал Ван Чанчи и сказал:

– Я спросил отца, у него на сберкнижке правда нет денег, надеюсь на твое понимание.

– Верно говорят: «Если прихватило живот, то винить в этом, кроме себя самого, некого», – ответил Ван Чанчи.

С этими словами он разжал кулак, из которого, точно ритуальные деньги, посыпались клочки разорванной расписки.

Купив ящик бутилированной воды, пакет с пампушками и упаковку туалетной бумаги, Хуан Куй сложил все это у носилок Ван Хуая. Ван Хуай то и дело скрежетал зубами и морщил лоб, изо всех сил пытаясь перетерпеть свою боль. Его губы побелели и пересохли. Ван Чанчи открыл одну бутылку воды и стал осторожно его поить. Ван Хуай несколько раз шевельнул губами. Вдруг он закрыл глаза и свесил голову на бок. Ван Чанчи, решив, что отец умер, провел рукой у него под носом: тот еще дышал. Тогда он принес ведерко с горячей водой, намочил в нем полотенце, хорошенько его отжал и стал обтирать лицо Ван Хуая. Он медленно продвигался вниз, с лица переходя на шею, с шеи – на грудь. Но когда он стал обтирать ему живот, Ван Хуай не удержался и завопил. Тогда Ван Чанчи обошел область живота и стал обтирать отца ниже. Сидевший рядом Хуан Куй спросил:

– У тебя нет денег. Что ты собираешься делать?

– Ограблю банк.

Вдруг Ван Хуай чуть приподнял свою правую руку и мертвой хваткой вцепился в два пальца Ван Чанчи.

– Па, ты чего? – спросил Ван Чанчи отца, который сжал его пальцы еще сильнее. – Ты испугался, что я пойду на грабеж? Успокойся, я этого не сделаю, просто сказал сгоряча.

Рука Ван Хуая тут же ослабла и соскользнула на пол.

Ван Чанчи переодел Ван Хуая в чистое, купил и закрепил над ним полог от комаров.

– Па, потерпишь пару дней? – спросил он отца.

Тот тихонько кивнул. Ван Чанчи попросил Хуан Куя присмотреть за Ван Хуаем, а сам на вечернем автобусе отправился в деревню.

До деревни Ван Чанчи добрался только к полуночи. Все окна в домах уже погасли. Он не стал сразу стучать в дверь, а задержался на пороге, подбирая слова. Радостно гавкая, у его ног закрутилась собака. Ее лай разбудил Лю Шуанцзюй. Она включила свет, открыла дверь, увидела стоящего на пороге Ван Чанчи и тут же спросила:

– Что-то случилось? Сегодня во время ливня меня словно несколько раз пырнули ножом в сердце.

Ван Чанчи сперва думал ее обмануть, но, не имея актерских талантов, разрыдался горючими слезами. Лю Шуанцзюй запричитала:

– Твой отец такой упрямый, я так и знала, что что-нибудь случится.

Тут же, словно от боли, она скрючилась пополам и, как стояла в проеме, сползла вниз, пока не уселась на порог. Тяжело вздыхая, она правой рукой не переставая била себя в грудь. Ван Чанчи подошел к ней и присел рядом.

– Он хотя бы жив? – спросила она.

– Пока да, – ответил Ван Чанчи.

Лю Шуанцзюй завыла в голос, по звуку было не определить, радуется она или убивается, ее вой, то тихий, то громкий, то краткий, то продолжительный, взвился ввысь, привлекая собак.

На следующий день они продали корову и быка Второму дядюшке. Второй дядюшка зашел в коровник, открыл стойло и принялся было выводить быка, но тот уперся четырьмя копытами и подался назад, ни за что не желая покидать стойло. Тогда Второй дядюшка, потеряв терпение, с силой потянул за веревку. Казалось, что он соревнуется с быком в перетягивании каната, но, как он ни старался, бык не двигался с места. Кончилось тем, что у быка из ноздрей, где крепилось кольцо для веревки, выступила кровь. В стойло вошел Ван Чанчи и уперся быку в зад, пытаясь вытолкнуть того наружу. Но сколько быка ни тянули с одной стороны и ни толкали с другой, тот по-прежнему стоял, как вкопанный. Тогда Второй дядюшка бросил Ван Чанчи палку и сказал:

– Чанчи, а ну-ка, поддай ему.

Ван Чанчи взял палку и легонько ударил ею быка.

– Так не пойдет, огрей его пожестче.

Ван Чанчи замахнулся и треснул быка снова, но тоже слегка.

– Чему ты вообще учился? Даже быка нормально огреть не можешь, чего ты его чешешь?

Ван Чанчи закрыл глаза, поднял палку и что было сил опустил ее на круп быка. Раздался глухой звук, но бык по-прежнему не шевелился. Тогда к быку подошла Лю Шуанцзюй и заговорила:

– Кастратик, иди уже, не можем мы больше содержать тебя. Папка твой разбился, нужны деньги на лечение. Иди уже, будь добр, домой ко Второму дядюшке. Он все-таки свой человек, и фамилия у него такая же, так что у него ты по-прежнему останешься быком семейства Ван.

Бык, словно все понял, перестал упрямиться и спокойно вышел из стойла, глаза его заволокло слезами. А Лю Шуанцзюй продолжала:

– Это касается и нашей девушки, ты пойдешь вместе с Кастратиком.

Глаза коровы тоже наполнились слезами, она немного помедлила, но потом покинула стойло и пошла следом за быком.

– Ни в коем случае не продавай их забойщику, – обратился Ван Чанчи ко Второму дядюшке. – Я заработаю и выкуплю их.

– Хорошо, – ответил Второй дядюшка.

Ван Чанчи был у Лю Шуанцзюй единственным ребенком, поэтому быка и корову она тоже воспринимала как своих детей.