Переломленная судьба

– Всякий раз, когда ты говоришь «обязательно», это «обязательно» не происходит. Разве ты не говорил, что он обязательно поступит в университет?

Ван Хуаю нечего было возразить. Чжан Пятый зашел в дом, осмотрел все углы и решил унести старый деревянный шкаф.

Ван Хуай сказал:

– Раз мне не веришь, так и уноси, все равно нам нечего в нем хранить.

Чжан Пятый отдал расписку, Ван Хуай стал мять ее в руке. Пока он ее мял, то чувствовал, что его ладонь словно кусают изнутри, как если бы у иероглифов на расписке выросли зубы.

В тот самый момент, когда Чжан Пятый со шкафом на спине возвращался домой, ему встретился Ван Дун. У Ван Дуна вдруг возникло дурное предчувствие, он тотчас нашел свою расписку и заявился с ней к Ван Хуаю, требуя долг. Ван Хуай ему сказал:

– Дома не осталось ничего стоящего.

– А как же гроб на чердаке?

– Так он для меня приготовлен. Ты еще молодой и вряд ли помрешь раньше меня.

– Тут вопрос не в том, кто когда помрет, а в том, возвратятся ли ко мне мои деньги.

– Клянусь честью, – заверил его Ван Хуай, – Чанчи обязательно все вернет.

– В наши дни разговоры о чести – брехня, – ответил Ван Дун.

– Тогда уноси, но когда у Чанчи появятся деньги, я этот гроб у тебя снова выкуплю, – сказал Ван Хуай.

Ван Дун позвал за подмогой Лю Байтяо. Вместе они спустили гроб с чердака и, поддерживая его с двух концов, вынесли из дома. У Ван Хуая замерло сердце, ему казалось, что он видит собственные похороны.

Чжан Сяньхуа, заметив Чжана Пятого с гробом Ван Хуая, тоже почуяла неладное и, взяв свою расписку, мигом заявилась к Ван Хуаю домой.

– Эх ты, Ван Хуай! Я ведь тебе больше всех одолжила, почему же ты, прежде чем объявлять о банкротстве, не оповестил меня?

– Я не объявлял о своем банкротстве, это они не верят Ван Чанчи.

– Они, значит, не верят, а я-то почему должна верить?

– Разве ты не видишь, что Чанчи уже взрослый парень?

– Они тоже это видят.

– Он хоть раз обманул тебя, пока рос?

Чжан Сяньхуа помотала головой.

– Я хоть когда-нибудь не возвращал тебе долги? – продолжал Ван Хуай.

– Нет, – ответила Чжан Сяньхуа.

– Каково семя, таков и росток, какова лоза, таков и плод. Поверь нам хоть раз!

Чжан Сяньхуа, глядя на расписку, медленно сложила ее пополам и направила руку к карману. Ван Хуай замер, внимательно следя за ее действиями, он даже сжал кулаки. Но в тот момент, когда расписка уже должна была очутиться у Чжан Сяньхуа в кармане, ее руку словно кто-то приостановил.

– Чанчи меня не обманывал, – сказала она. – Но так он вел себя в родной деревне, а сейчас он уехал в город, там обстановка совсем другая, кто даст гарантию, что он останется прежним? В городах полно мошенников, ему достаточно познакомиться с одним из них, и его тут же испортят.

– Даже если его кинуть в красильный чан, я верю, что он все равно останется белым. Он не из тех, кто бросает слова на ветер.

– А ты говорил это Лю Байтяо с Ван Дуном? – спросила Чжан Сяньхуа.

– Нет, – ответил Ван Хуай.

– А почему же все это ты говоришь мне?

– Потому что в доме у нас не осталось ничего ценного.

Чжан Сяньхуа навернула два круга по комнате и действительно не нашла ничего ценного. Тогда она хлопнула себя по голове и сказала:

– А разве у тебя не осталось несколько кедров на заднем склоне горы?

– Я их оставил для поперечных балок, – ответил Ван Хуай. – Посмотри на наши балки – одна гниль да труха, еще несколько лет они не выдержат.

Чжан Сяньхуа задрала голову. Балки и правда с одной стороны все почернели от капавшей на них годами дождевой воды. В какой-то момент Чжан Сяньхуа уже была готова сжалиться, но, отбросив сантименты, заявила:

– Меня волнует только то, когда ты вернешь мне долг, плевать я хотела на твои балки!

– Можно прожить без сала и соли, можно обойтись и без гроба после смерти, но если обвалятся балки, то деваться мне будет просто некуда. Неужели ты такая жестокая, что даже не оставишь мне кедров?

Чжан Сяньхуа тотчас вышла из себя:

– Я давала тебе деньги для того, чтобы помочь выучить сына, а сын твой устроился в чернорабочие, где гарантия, что он вернет деньги?

– Он у меня такой послушный, почему ты ему не веришь?

– Потому что он – не мой сын, – отрезала Чжан Сяньхуа.

Ван Хуай вздохнул и предложил:

– Хочешь, я напишу тебе еще одну расписку?

– И что ты там напишешь?

– Если Ван Чанчи в течение полугода не вышлет тебе деньги, то сумма долга удвоится.

– Тебе и занятой суммы не вернуть, что говорить об удвоенной?

– Если к условленному времени он ничего не вернет, я отдам тебе этот дом и участок земли.

– И ты осмелишься такое написать? – удивилась Чжан Сяньхуа.

Ван Хуай действительно написал такую расписку, еще и скрепил ее красным отпечатком пальца. Чжан Сяньхуа, получив гарантийную бумагу, пошла домой, показывая ее по дороге всем встречным. Ван Дун, увидав у нее такую бумагу, не обрадовался:

– Ты одолжила ему всего-то на пятьдесят юаней больше, чем я, а он взял и обменял тебе свой долг на целый участок земли!

– Это называется оборот капитала, – ответила Чжан Сяньхуа.