Перелом. От Брежнева к Горбачеву

Вокруг этого и закружилась многолетняя дискуссия в советской столице. «Европеисты» — то есть те, кто были вовлечены в процесс СБСЕ, доказывали, что, независимо от французских побуждений, сама идея проведения такой конференции отвечает интересам Советского Союза. Она созвучна и ситуации, которая складывается на европейском континенте, так как позволяет выдвинуть на передний план в общеевропейском процессе проблему безопасности, отодвинув в сторону права человека. А когда речь пойдет о безопасности, то большинство европейских стран будет дистанцироваться от милитаристской позиции США и симпатизировать, хотя и неявно, советским предложениям. Всё это ослабит атлантическую сцепку между США и Западной Европой, поведёт к снижению боеготовности НАТО.

Однако военные и разоруженцы в МИДе скептически относились к этим рассуждениям. Их беспокоило, что в центре новых переговоров неминуемо окажется непомерное численное превосходство советских армий в Европе. Формат венских переговоров о сокращении вооруженных сил в Центральной Европе казался им значительно выгоднее, так как в такой узкой зоне диспропорции не выглядят столь разительно и можно даже говорить о примерном равенстве.

Кроме того, при сокращениях в Центральной Европе, советские войска отойдут всего лишь в приграничные районы Советского Союза, откуда они в считанные часы могут снова оказаться в центре континента. А американцам придется либо убираться домой за океан, либо размещаться в Испании и Португалии. Но и тогда путь в Центральную Европу им будет прегражден огромной территорией Франции, которая не входит в военную организацию НАТО и не разрешает американцам иметь свои войска на ее территории.

Да и блоковая структура переговоров в Вене советских военных вполне устраивала. Там царила строгая дисциплина — согласованные предложения выдвигались от имени союзов и отдельные государства не могли выступать с собственных позиций, как это было в СБСЕ. Это считалось особенно важным потому, что румыны и поляки уже начали проявлять вольности.

Пока в Москве спорили, Франция действовала. Летом 1979 года она представила в НАТО две «концептуальные бумаги» с детальным изложением своего подхода к разоружению в Европе. Очень скоро эти документы оказались в Москве.

Прежде всего, там обратили внимание, что переговоры касались бы в основном воздушно— наземных обычных вооружений, имеющих повышенную наступательную способность в обширной зоне от Атлантики до Урала. Конкретно речь шла о средних и тяжелых танках, бронемашинах, полевой артиллерии, боевых самолетах и вертолетах. Иными словами, французы предлагали вести речь о тех вооружениях, в которых у Советского Союза было подавляющее преимущество.

В то же время из переговоров исключались военно— морские силы под тем предлогом, что свои основные задачи они осуществляют вне пределов территориальной зоны от Атлантики до Урала. Исключалось также ядерное оружие, поскольку подсчитать обычные и ядерные вооружения вместе невозможно в силу их различной природы. К тому же французы подчеркивали, что нельзя выделять ядерные средства, затрагивающие только европейский театр военных действий, поскольку в Европе могут быть равным образом применено как стратегическое, так и тактическое ядерное оружие.

Но все это, скорее, относилось ко второму этапу Конференции. А когда он начнется и начнется ли вообще — неизвестно. Поэтому главное внимание в советской столице решили обратить на содержание первого этапа Конференции — мерам доверия и безопасности. Но и здесь французский план вступал в противоречия с советскими интересами, как они определялись тогда Кремлем.

Ведущая роль в нем отводилась пресловутой «транспарентности» (прозрачности) путём обмена информацией о структуре и размещении сухопутных войск, а также военных бюджетах. По меркам того времени это было вторжение в святая святых советской военной машины, откровенный шпионаж, слабо прикрытый зонтиком мер доверия.

Далее следовали меры по уведомлению за 45 дней о всех воздушно— наземных учениях и перебросках войск, превышающих 12 тысяч человек, 200 бронемашин и 100 самолетов. Сами по себе уведомления об учениях и перебросках войск не вызвали в Москве ни энтузиазма, ни возражений, поскольку американские спутники все равно засекали подготовку к ним даже на ранней стадии. Но параметры уведомлений, предлагаемые французами, считались слишком жесткими или, как говорили на Западе, «интрузивными». Советские военные не без основания опасались, что это не только раскроет, но и затруднит повседневную деятельность войск. Ведь по сути дела речь шла об уведомлениях с уровня одной советской дивизии. А ее посылали не только на учения, но и на уборку картошки и на ликвидацию последствий стихийных бедствий, да и на подавление внутренних беспорядков.