Перелом. От Брежнева к Горбачеву

Но разрушением стены дело не ограничилось. На следующий день он объявил 14 июня «Днём свободы для Балтики». А месяц спустя, 17 июля в обращении по поводу недели порабощённых народов говорил уже о «народах порабощённых советским империализмом». Причём не только в Восточной Европе. «Борьба, начатая на Украине 70 лет назад, идёт по всей советской империи... в Казахстане, Латвии, Молдавии и среди крымских татар». И США будут на стороне этих народов.

Тем же летом Рейган изложил стратегические цели своей политики под броским лозунгом, как «найти выход из тупика Холодной войны». Суть их: «разогнать, а не жить под двумя огромными, тёмными тучами послевоенного периода — угрозы ядерного холокоста и распространения тоталитарного правления». Отсюда вытекали две новые доктрины Рейгана, хотя сам он их так не называл: «новая политика помощи демократическим повстанцам в их борьбе за самоопределение и права человека в своих странах» и «переход к оборонительному сдерживанию» путём создания СОИ.

  В той же речи 26 августа президент бросил другой вызов Горбачёву: нужен не только контроль над вооружениями, но и большая военная открытость. «Настало время перейти к гласности в ваших военных делах. Во— первых, публиковать обоснованный военный бюджет ваших военных расходов так, как это делаем мы. Во— вторых, раскрыть советскому народу и всему миру численность и состав советских вооружённых сил. В третьих, начать дебаты в вашем Верховном Совете по крупным вопросам военной политики и вооружениям так, как это делаем мы».

Эти выпады Рейгана создавали серьёзные проблемы для Горбачёва. Он и его команда весьма болезненно воспринимали вмешательство Запада в деликатные процессы трансформации советского общества при проведении перестройки. Разумеется, Горбачёв хотел перемен и проводил их, но он не хотел, чтобы это выглядело так, что он действует по указке из Вашингтона. В этом плане он был лично уязвим перед обвинениями, что капитулирует под давлением Запада.

Понимали это в Вашингтоне? Судя по выступлениям Рейгана, — нет. Или же предпочитали демонстрировать силу и непримиримость во внешних делах, чтобы отвлечь внимание от жёсткого внутреннего кризиса Ирангейт.

Но Горбачёв не стал втягиваться в непродуктивную полемику с президентом США, хотя соблазн был велик. И упрямо продолжал политику «не слов, а дел», шаг за шагом устраняя наслоения конфронтации в советско— американских отношениях. Это была дальновидная политика и она принесла плоды. Потом. А тогда этого не было видно.

РЕЙГАН НЕ ЗНАЛ, КОГО ОБНИМАЛ

Вот в такой обстановке Шеварднадзе вместе с большой командой своих экспертов прибыл в Вашингтон для подготовки встречи в верхах Рейгана и Горбачёва.

Во вторник 15 сентября в 8.00 утра он вошёл в кабинет Шульца на седьмом этаже в здании госдепартамента. Обычно суровый и неулыбчивый госсекретарь источал доброжелательства и широким жестом пригласил советского министра в маленькую комнату позади его огромного кабинета, где они вдвоём с переводчиками приступили к делам. Но не успели начать, как в комнату буквально ворвался охранник и задёрнул шторы на окне. На недоумённый взгляд Шульца он ответил:

— Какой— то парень с автоматом у памятника павшим во Вьетнаме угрожает открыть огонь.

Шеварднадзе потом удивлялся, как такое может происходить в цивилизованных странах. Ни в Москве, ни в Тбилиси такого и представить нельзя. И назвал Вашингтон столицей криминального мира.

Но этот эпизод министры не обсуждали. Первым делом, уже по традиции они образовали 4 рабочие группы — разоружение, права человека, региональные конфликты и двусторонка. А сами приступили к обсуждению этих же проблем, но в широком плане, не вдаваясь пока в детали. При этом Шеварднадзе делал упор на необходимость скорейшего заключения Договора по РСМД, а Шульц на ситуацию с правами человека в Советском Союзе, и поддержку им тоталитарных режимов в Афганистане, Анголе, Никарагуа, Камбодже...

Начал Шеварднадзе с того, что передал Шульцу послание Горбачёва Рейгану. В нём тоже основное внимание уделялось заключению Договора по РСМД и подчёркивалось, что он станет прочной основой не только новых советско— американских отношений, но также международных отношений в целом и на многие годы. И далее, Горбачёв убеждал президента, что настало время поднять опасную завесу секретности с военных доктрин СССР и США, а для этого проводить встречи военных обеих стран на высоком уровне.

Затем началась дискуссия. В ней не было ничего нового. Кроме, пожалуй, одного момента. При обсуждении прав человека вместо обычного советского контраргумента — «а у вас негров вешают» Шеварднадзе сказал:

— Передайте мне ваш список отказников и мы его внимательно рассмотрим.