—
Вы разрушаете мне все мосты к продолжению моей программы СОИ, —заявляет он. —
Я не могу пойти на ограничения такого плана, как Вы требуете.
—
В отношении лабораторий, —давит Горбачёв. —
Это Ваша окончательная позиция? Если да, то на этом мы можем окончить нашу встречу.
— Да, окончательная, —упрямо держится Рейган.
Однако Горбачёв ещё пытается уговорит президента США, сыграть на его тщеславии.
—
Доверительно и откровенно скажу Вам: если мы подпишем пакет, содержащий крупные уступки Советского Союза по кардинальным проблемам, то Вы станете без преувеличения великим президентом. От этого Вы находитесь буквально в двух шагах. Если мы договоримся об укреплении режима ПРО, о строгом соблюдении Договора по ПРО и о лабораторных исследованиях, которые не исключали бы работ в рамках СОИ, то это будет успехом нашей встречи. Если же нет — давайте на этом расстанемся и забудем про Рейкьявик. Но другой такой возможности не будет. Во всяком случае, я знаю, что у меня её не будет.
Но и Рейган играет на том же:
—
Неужели Вы ради одного слова в тексте отвергаете историческую возможность договоренности?
— Здесь дело не в слове, дело — в принципе, —отвечает Горбачёв.
— Ясно, что если мы идём на сокращения, нам необходимо иметь уверенные тылы.
И тут Рейган неожиданно меняет тональность:
-х
очу ещё раз попросить Вас изменить Вашу точку зрения, сделать это как одолжение для меня с тем, чтобы мы могли выйти к людям миротворцами.
— Согласитесь на запрещение испытаний в космосе, —отвечает Горбачёв,
— и мы через две минуты подпишем документ. На что— то другое мы пойти не можем. На что могли — мы уже согласились, нас не в чем упрекнуть.
Рейган:
Жаль, что мы расстаёмся таким образом. Ведь мы были так близки к согласию. Я думаю всё — таки, что Вы не хотели достижения договорённости. Мне очень жаль.
Горбачёв:
Мне тоже очень жаль, что так произошло. Я хотел договорённости и сделал для неё всё, что мог, если не больше.
Рейган:
Не знаю, когда ещё у нас будет подобный шанс и скоро ли мы сможем встретиться.
Горбачёв:
Я тоже этого не знаю.
Так прозвучал заключительный аккорд их переговоров в Рейкьявике.
Между прочим, шанс на достижение компромисса по ПРО тогда был. Об этом, в частности, свидетельствует сотрудник Совета по национальной безопасности Джек Мэтлок, присутствовавший на переговорах. В своих мемуарах он пишет: «Поскольку на данной стадии исследовательских работ в обеих странах лабораторные работы были важнее испытаний в космосе, Соединённые Штаты могли согласиться с некоторыми ограничениями, которые не наносили бы урона всей программе. Но это было не совсем ясно президенту Рейгану, который реагировал на подобные предложения так, как будто его просят швырнуть любимое дитя в кипящий вулкан».
Возможность компромисса просматривалась и с советской стороны. Как свидетельствует Сергей Тарасенко, уже после Рейкьявика маршал Ахромеев сказал Горбачёву, что «с американскими предложениями можно было в конечном счёте согласиться». Шеварднадзе, который присутствовал при этом разговоре, был взбешён: почему Вы об этом не сказали раньше?
Но всё это было потом…
УСПЕХ ИЛИ ФИАСКО?