Перелом. От Брежнева к Горбачеву

— Вы можете поменять переговорщиков, —ответил я, — но Вы не можете изменить дипломатической практики, закономерностей, в соответствии с которыми ведутся международные переговоры. К примеру, срок окончания Стокгольмской конференции был назначен на середину сентября. Не позднее 19 сентября мы должны представить доклад Венской встрече СБСЕ. Поэтому настоящие переговоры начнутся только во второй половине лета. До этого происходит глубокий зондаж позиций, определяется, что возможно и что невозможно, где можно ждать уступок, а где нужно уступить самим. Если даже мы завтра вдруг примем все их предложения до последней запятой, то американцы скорее всего сами от них откажутся или обставят их новыми условиями. А зачем им спешить? Если Советскому Союзу позарез нужно соглашение — пусть платит. Кроме того, у американцев есть союзники, у которых собственные интересы. У нейтралов также особая позиция. В конце концов, у нас тоже есть союзники, и многим из них такой шаг не понравится. В общем, все равно продолжались бы споры и переговоры.

Но, чувствуя, что мои доводы на него слабо действуют, я прибег к такому аргументу.

— Это как картошка, Эдуард Амвросиевич. Коль ее посадили весной, то урожая через неделю не будет, если вы даже снимете председателя колхоза. Урожай будет осенью!

— Но есть и скороспелые сорта, —буркнул министр. Что — что, а в находчивости ему отказать было нельзя. — Так что Вы конкретно предлагаете?

Мой ответ сводился к тому, что надо сделать честный и глубокий анализ ситуации на переговорах в Стокгольме: определить, где мы находимся, на что мы можем пойти, а на что не можем, и на этой основе провести зондаж позиций наших партнеров. Это должно быть сутью новых директив для делегации. После этого можно будет принимать окончательные решения.

— Все это типичное не то, —вздохнул Шеварднадзе. Но напишите, а там посмотрим.

Посоветоваться было не с кем. Корниенко к тому времени уже отстранили от стокгольмских переговоров, и он все больше и больше замыкался в себе. Ковалев же только укоризненно качал головой:

— Вы, очевидно, не понимаете происходящих в стране перемен.

И угрозы эти были не просто сотрясением воздуха. Той весной в МИДе началась чистка кадров — Шеварднадзе методично избавлялся от неугодных ему людей.

Правда, делал он это, как всегда изощрённо хитро. На публике речь шла лишь о борьбе с семейственностью и протекционизмом. Под руководством нового зам министра Никифорова, пришедшего из ЦК партии, Управление кадров составляло списки сотрудников, чьи родственники — муж, жена, дети, брат, сестра — работали в МИДе и аппарате ЦК, или учились в МГИМО. Но таких оказалось не так уж много.

Тем не менее, через год к маю 1987 года в МИДе сменилось:

— 7 из 9 заместителей министра; 

— 7 из 10 послов по особым поручениям;

— 8 из 16 заведующих территориальными отделами;

— 68 из115 послов.

Это была вторая по масштабам чистка МИДа после сталинских репрессий. И хотя никто из уволенных репрессирован не был, МИД лишился тогда многих квалифицированных кадров.

ТУЧИ СГУЩАЮТСЯ НАД ПЕРЕГОВОРЩИКАМИ

Пока мы работали над директивами, тучи над переговорщиками сгущались. Пламенные призывы Горбачева повисали в воздухе. Помощник Генерального Черняев говорил открытым текстом:

«Мы, его помощники, и сам М.С. Горбачев обратили внимание, что наши переговорщики по разоружению в Вене и Стокгольме ведут дело совсем не так, как следовало бы, если руководствоваться позициями, которые провозглашал и отстаивал Генеральный секретарь в своих контактах с американцами».