Перелом. От Брежнева к Горбачеву

— Все разъяснения, высказанные вчера советскими представителями, вызвали в министерстве большой интерес. Они будут доведены до сведения французского руководства. Уже сейчас могу сказать, что рассмотрение этих вопросов вписывается в подготовку визита на высшем уровне во Францию в начале октября с.г. Разумеется, я не могу заранее судить о том, в какой форме нашим руководством принято во внимание это, и я полагаю, весьма важное направление советско— французского диалога.

Вернувшись в Посольство, многоопытный Воронцов сказал:

— Думаю, с французами ничего не получится. Они никогда не возьмут на себя смелость выступить вместе с нами по этим вопросам. А почему бы тебе не попробовать договориться с американцами?

Я ответил, что такова воля пославшего меня начальства. Оно считает, что европейскую безопасность надо строить с французами, а не с американцами.

* * *

То, о чем не удалось договориться с французами в Париже, было согласовано в течение двух дней с американцами в Москве, когда туда в начале сентября приехал посол Гудби. Он привез в советскую столицу то, с чем я безуспешно ездил в Париж неделю назад. Видимо, сработали наши долгие прогулки и беседы в Стокгольме.

Суть его предложений сводилась к тому, чтобы, используя существующую рабочую структуру Конференции, начать выработку договоренностей в тех областях, где имеются совпадающие моменты. Далее шел практически тот же перечень, который я предлагал французам в Париже, кроме одного: американцы по— прежнему выдвигали в качестве отдельной меры обмен статической информацией.

Я предложил Гудби компромисс: говорить об обмене информацией в увязке с конкретными мерами доверия — учениями, перебросками, ограничениями. Ведь, направляя предварительные уведомления о такой деятельности, государства должны будут сообщать информацию об участвующих в них войсках и вооружениях, характере военной деятельности и т.д. Конкретно о том, какая информация будет направляться, можно договориться, когда будет вырабатываться текст таких уведомлений.

После некоторых колебаний Гудби согласился. В результате этот перечень совпадающих областей выглядел теперь таким образом:

— неприменение силы;

— режим уведомления, включая относящиеся к нему информацию и проверку;

— наблюдения за определенными видами военной деятельности;

— ограничения, включая обмен годовыми планами военной деятельности, подлежащие уведомлению.

Разумеется, мы оба тут же оговорили, что ни одна из сторон не отказывается от других внесенных ею предложений.

Все бы хорошо, но под конец Гудби сказал, что высказанные им соображения и наша договоренность носят предварительный характер, и потребуют дополнительного рассмотрения в Вашингтоне и консультаций с союзниками. Конечно, это была дежурная фраза — мне тоже нужно было согласовать эту договоренность и с ведомствами в Москве, и с союзниками. Но в душе я был спокоен — она полностью соответствовала директивам делегации. Однако, с глазу на глаз, Джим Гудби сказал, что новую американскую позицию он излагал с ведома и согласия Шульца. С другими ведомствами в Вашингтоне она не согласована. Поэтому могут быть трудности. Откровенно говоря, тогда я ему не поверил — решил что он цену набивает.

КАК ДЕЛА ДЕЛАЛИСЬ

Седьмая сессия в Стокгольме началась в нервозной обстановке. В кулуарах прошел слух, что американский посол был в Москве и обо всем договорился. О чём конкретно — толком никто не знал, и разговоры об этом, зачастую преувеличенные, будоражили умы.

Я сразу же встретился с Гудби и он сказал, что информировал Вашингтон о содержании наших консультаций и получил добро на работу в этом направлении. Перечень «областей» для переговоров тот же, что обсуждался в Москве. Сегодня, сообщил Гудби, соберется группа НАТО и он информирует ее о московской договоренности. Затем нам вместе, или лучше порознь, нужно попросить финского посла Кахилуотто стать координатором в продвижении этой новой инициативы. А в самом конце разговора Гудби сказал доверительно:

— Учти, обстановка непростая, и я работаю на основе «ad referendum».

Я и сам видел, что обстановка непростая. Американская делегация бурлила почти в открытую и военные в ней не скрывали своего недовольства московской договоренностью.