Склонившись к уху адвоката, Крэг шепотом поинтересовался, можно ли воспользоваться туалетом. Сверхчувствительная кишка ответчика среагировала на его волнение. Рэндольф сказал, что он может просто встать и выйти. Крэг кивнул и отодвинулся вместе со стулом от стола. Когда он шел к выходу, все взоры обратились на него. Это было унизительно. Он смотрел только на Алексис, избегая встречаться взглядом с кем-либо еще.
Мужской туалет давно не ремонтировался и провонял застоялой мочой. Крэг сразу вошел в кабинку, чтобы не контактировать с подозрительного вида небритыми типами, топчущимися около раковин. Мужской туалет с разрисованными стенами, разбитыми плитками пола и отвратительным запахом символизировал, как казалось Крэгу, его жизнь. Пищеварительная система работала отвратительно, и Крэг опасался, что ему придется часто посещать это малоприятное заведение.
Он снова подумал о письменных показаниях Леоны. На исход слушания они, безусловно, плохо повлияют, но по своему эмоциональному воздействию на Крэга они существенно уступали другим свидетельствам: во-первых, его собственным показаниям и, во-вторых, показаниям экспертов, которых привлек к делу Тони Фазано. К ужасу Крэга, адвокат сумел без труда найти местных экспертов, готовых выступить перед судом. Их список производил сильное впечатление. Всех этих людей Крэг хорошо знал и многими восхищался. Первой в списке значилась женщина-кардиолог, проводившая реанимацию. Ее звали Мадлен Марди. Следом за ней шел доктор Уильям Тардофф — заведующий отделением кардиологии Мемориальной больницы Ньютона. Следующим в списке — и это больше всего угнетало Крэга — был доктор Герман Браун, заведующий кардиологическим отделением Бостонского мемориального госпиталя и возглавлявший кафедру кардиологии медицинского факультета Гарварда. Все трое в своих показаниях заявляли, что критическое значение для выживания после инфаркта имеют первые минуты. Они утверждали — и вполне справедливо, — что больного следует доставить в лечебное учреждение как можно скорее и что любая задержка недопустима. Они выразили сомнение в необходимости визита доктора на дом при подозрении на инфаркт миокарда, но Рэндольф сумел уговорить их, чтобы они написали в заключении — Крэг не был уверен в диагнозе до того, как оказался у постели больной. Кроме того, стараниями Рэндольфа они подтвердили, что на них, каким бы ни был диагноз, произвела хорошее впечатление готовность Крэга поехать на вызов в столь поздний час.
Рэндольф в отличие от Крэга воспринял показания экспертов спокойно. Доктора это взволновало главным образом потому, что свидетелями выступали уважаемые коллеги. Герман Браун вел у него практические занятия на медицинском факультете и был врачом-ординатором в той же клинике, где Крэг начинал как интерн. Крэга задело, что самая острая критика исходит от человека, который поддерживал его в студенческие годы. Но самым скверным оказалось то, что Крэг не сумел найти ни одного коллеги, готового свидетельствовать в его пользу.
Унизительными были для него и вызовы на допросы. Тем более что Тони Фазано с садистским наслаждением растянул эту процедуру на два тягостных дня. Рэндольф, предполагая, с какими трудностями предстоит встретиться Крэгу, попытался подготовить своего клиента. Адвокат посоветовал Крэгу не отвечать, если вопрос покажется ему неуместным, думать, оценивать последствия, к которым мог привести тот или иной вопрос, не говорить ничего, о чем его не спрашивают, не проявлять высокомерие и самоуверенность и не вступать в дискуссию. Рэндольф сказал, что не может советовать что-то конкретное, так как никогда не сталкивался в суде с Фазано.
Показания Крэг давал в роскошном офисе Рэндольфа, расположенном в доме номер 50 по Стэйт-стрит. Из окон конторы открывался красивый вид на гавань Бостона. Вначале Тони держался вполне пристойно: вел себя не очень ласково, но и особой враждебности не проявлял. Адвокат, явно играя на публику, старался шутить, но хихикал лишь судебный протоколист. Однако шутник вскоре исчез, и на смену ему явилось грубое пугало. Когда Тони, муссируя унизительные детали, тяжелым катком прошелся по профессиональной и личной жизни Крэга, хилые оборонительные заграждения доктора начали рушиться. Рэндольф где мог выступал с протестами и даже предлагал устроить перерыв, однако Крэг был доведен до такого состояния, что отказывался его слушать. Несмотря на все предупреждения, Крэг раздражался все сильнее и в конце концов пришел в такую ярость, что забыл обо всех предупреждениях и рекомендациях Рэндольфа. Наиболее яростная перепалка развернулась во второй день допроса, вскоре после ленча. Несмотря на то что Рэндольф во время перерыва строго предупредил Крэга о необходимости контролировать эмоции, а тот, в свою очередь, пообещал следовать этому совету, доктор снова наступил на те же грабли, как только Тони обрушил на него новый поток нелепых и грязных обвинений.
— Постойте! — выпалил Крэг. — Позвольте мне кое-что вам сказать.
— Пожалуйста, — бросил в ответ Тони. — Я весь внимание.