Тоже очень редкий, оригинальный вопрос. Посмотрим, какой будет ответ.
— Давай посмотрим свертываемость крови... в каких пределах.
Что-нибудь узнать еще не значит что-то делать, но и то...
Посмотрели. Нормальные цифры.
Из палаты выглянула сестра и крикнула:
— Борис Дмитриевич, подойдите! По зонду выделяется жидкость, окрашенная более интенсивно кровью, чем за минуту до этого.
— Давление?
— Девяносто пять. Пульс сто двадцать.
— Это на фоне всех лечений! — Борис Дмитриевич ушел в ординаторскую реанимационного отделения.
— Ребята, кровотечение либо не утихает, либо усиливается. Давление падает, пульс учащается. Гемоглобин, наверное, тоже. Кровит, конечно, наверное, из шва. Надо оперировать.
«Надо оперировать» — тоже конечно-наверно.
Все врачи дружно и согласно кивали головами в ответ на слова и рассуждения Бориса Дмитриевича.
Удальцова взяли на операционный стол.
Начали операцию.
Когда раскрыли желудок, обнаружили очень незначительное кровотечение из швов. Какого-либо одного сильного источника кровотечения не было. Останавливать было нечего.
Борису Дмитриевичу разговаривать явно легче, когда все убедились, что все было сделано правильно.
Вызвали лаборантку.
Хирурги пока положили марлевый тампон в раскрытый желудок и стали ждать.
Лаборантка зарядила пробирочкой с кровью аппарат и стала наблюдать за стрелкой.
Хирурги сели у стенки на табуретки и лениво перекидываются словами.
Анестезисты Алла и Валя сидели на своем посту в головах больного. Одна сжимала и разжимала дыхательный мешок — она была дыхательным аппаратом; другая сидела у руки и то измеряла давление, то вкалывала иголку в трубку и вводила в вену лекарства. Алла качнет мешок раз, другой, третий, начинает чувствовать, что больной сопротивляется навязываемому Аллой ритму дыхания, значит, начинает восстанавливать свою самостоятельную деятельность, жизнедеятельность. А он сейчас должен быть полностью пассивным — все должно делаться за него, даже дышать. Больной не должен мешать хирургам работать — даже дыханием.
Начал мешать — Алла тут же: «Валя, еще листенон».
Валя возьмет лекарство из ампулы в шприц, из шприца — в трубку, из трубки — в вену, Из вены — по всему организму по сосудам, из сосудов — к мышцам, мышцы перестают двигаться, даже дышать — дыхательные движения прекращаются. Алле работа — хирургам легче.
Но сейчас хирургам делать нечего, они ждут результат тампонирования, результатов анализа. Сейчас пассивны они. Борис Дмитриевич либо молча обдумывает что-нибудь давно известное, либо начинает выдавать какую-то словесную лабуду, словесный шлак. Но на самом деле в голове все время стоит главный вопрос: «Что делать?»
Она, по-видимому, не поняла и не знает, надо ли обижаться, и если надо, то за что, поэтому интонация неопределенная.
Коля пожал плечами и стал смотреть в окно. По молодости он не понял, что это якобы раздражение и сентенция — проявление растерянности, беспокойства и недоумения: «Что же делать?!»