— Вырасти новые не могут. Убирается вся головка кости. Она не может вырасти, как хвост у ящерицы.
— И можно будет покупать любую обувь?
— Во всяком случае, для этого делают операцию. Ну а гарантию ведь даже часовщики лишь на год дают.
Почему-то платье, костюм заказывают. Шьют по мерке. А обувь в основном покупают готовую. Разумнее делать наоборот. Неподходящая обувь — это ужасно. Ноги болят. От этого болит все. И поясница. И голова. И как портится характер! А платье? Максимум — некрасиво. Однако, поди же, делают наоборот. Шеф разрешил ее положить.
Я помню эту операцию.
— Доктор, а не будет больно?
— Это я могу гарантировать. Больно быть не должно. Кроме первых уколов.
У моих студентов сегодня операционный день. И эту операцию я делаю и для них. По ходу своих действий — объясняю. Вообще работаю немножко на них, на публику. Когда на операции зрители, меня всегда немного приподымает и вдохновляет. Мне кажется, при публике, особенно если это студенты, всегда доброжелательно настроенные, я оперирую много лучше. Руки сами ходят... А когда на операции присутствует недоброжелатель... Я всей кожей чувствую его колючий глаз. Постепенно мои движения становятся все более медленными, скованными. Если только я не увлекусь беспредельно. Тогда на все плевать. Вообще, это ужасная черта. Но что делать?
На одобрении, на аплодисментах я работаю лучше. А студентов я люблю. Мне кажется, что и они меня любят. Во всяком случае, при них я оперирую всегда легко и радостно. И с осложнением справляюсь тоже легко.
— Ой, этот укол болезненный!
— Да. Но только этот, первый. Дальше не будет. Сейчас будет распирать. Это тоже неприятно. Но не очень больно. Новокаин вводится сюда. Как раз, где проходят магистральные нервы. Вся периферическая часть обезболена. Такая анестезия называется проводниковой. А частный случай проводниковой, на пальцах, называется по авторам анестезии — по Оберсту — Лукашевичу. Редкий случай в медицине—два отца. В 1949 году возникла дискуссия: кто первый предложил этот вид анестезии — Оберст или Лукашевич? До сих пор распутаться не можем. Во всяком случае, анестезия хорошая и удобная.
Но сюда, в область операции, мы тоже введем новокаин. Здесь обезболивание великолепное. Все манипуляции абсолютно свободны, никакой реакции. Сами видите.
Учтите: все, что мы говорим о предстоящей операции, всегда условно. Нельзя заранее все предусмотреть. К этому можно лишь стремиться. На операции могут быть любые непредвиденные, экстраординарные случаи.
Разрез делаем выпуклостью кверху. Подальше от того места, где может давить обувь. Вот! Видите, какая разросшаяся кость и торчит в сторону. Ее надо убрать. Можно спилить, скусить щипцами или срезать таким вот желобоватым долотом. Лучше долотом. Оно создает такую же, как и сустав, полукруглую поверхность. Я не молотком бью. Просто давлю. Срезаю. Это если хватает силы. После дежурства, например, сил у меня не хватило бы. Давайте долото. Фиксирую стопу другой рукой.
Беда! Хоть и без дежурства, а с трудом поддается. Расхвастался. Нет, пошло. Аж рука дрожит. Еще немного. Еще чуть-чуть.
— А-а! Черт возьми!
Долото сорвалось и врезалось в ладонь. Рана глубокая. Полукруглая, как долото.
Больно-то как! Кровищи сколько! Надо зашивать. Как же я доделаю?
— Дайте новокаин. Теперь себе заморожу. Нет, лучше ты зашей, Володя. (Больно.) Вот вам опять местная анестезия. Шелк на игле. Тонкий. (Сейчас с новокаином не больно. Фанфарон.) Еще шелк. Четырех швов хватит. (А ничего, не больно. Пока анестезия держится, могу закончить операцию. Кто это сказал: «Что же делать, если то, что мы делали, мы уже не можем делать?» Кокетничаешь, брат?! А что ей сказать? Что сорвалось долото? Нет. Чем объясняться, лучше сам доделаю.)
— Дайте новую перчатку. Ну вот, и все в порядке. Давайте долото снова... и молоток.
В конце концов пустяковая рана. Можно оперировать. Даже нужно оперировать. Все равно это кокетство. Можно и не оперировать. Даже и не нужно оперировать. С другой стороны, фанфарон я.
— Вот видите. Головка кости. Мы можем отдать ее больной. На память. Теперь зашивать. Между пальцами валик надо вставить.
Операция на другой ноге прошла без эксцессов.
После операции тоже все благополучно. На десятый день сняты швы. Раны зажили хорошо. Все три.
У меня была несколько раз.
— Вы знаете, продолжает болеть. Сейчас, конечно, лучше, чем было сразу после операции. Но мне трудно ходить.
— Покажите ноги. Опухоль спала.
И снова назначения. Ванночки, компрессы, лекарства.