Перелетный кабак

— Да, — отвечал тот. — Но мне хуже, чем вам. Понимаешь, я знаю, почему дорога вьется. — И он стал читать на одной ноте:

Сперва налево гнется путь,
Каменоломню обогнуть,
Потом бежит дугой, дугой
Направо от собаки злой,

Потом налево-просто так,
Чтоб в мокрый не попасть овраг,
И вновь направо, потому
Что обогнуть пришлось ему

И обойти издалека
Поместье одного князька,
От смерти коего идет
Уже семьсот десятый год.

И снова влево-от могил,
Где дух священника бродил,
Пока не встретили его
Мертвецки пьяным в Калао.

И вновь направо поворот,
Чтоб нам не миновать ворот
«Короны и ведра» — кабак
Сей несомненно знает всяк.

Опять налево-справа жил
Сэр Грегори, и разрешил,
Рассудку не желая внять,
Цыганам табор основать.

Они бедны, но не честны,
И обойти мы их должны.
И вновь направо-от болот,
Где ведьмы позапрошлый год,

На полисмена налетев,
Избили, догола раздев,
О бедный, бедный полисмен!
И влево, мимо Тоби-лен,

И вправо, мимо той сосны,
Откуда столб и лес видны,
А в том лесу, в тени ветвей,
Дорога лучше и прямей.

Как доктор Лав мне рассказал
(Он вашу тетушку знавал,
Дражайший Уимпол.
Много книг на наш он перевел язык,

И сам ученый град Оксфорд
Его твореньями был горд),
Как доктор Лав мне говорил,
Сквозь лес дорогу проложил

Строитель-римлянин и вот
Она прямее здесь идет.
Но кончен лес, и снова путь
Спешит налево завернуть

От рощи, где в глухую ночь
Помещичью однажды дочь
Чуть не повесили.
Она лишь тем осталась спасена,

Что жаль веревки стало им,
Ночным разбойникам лихим.
И вновь направо вьется путь,
Чтоб рощу вязов обогнуть,
И вновь налево…

— Нет! Нет! Нет! Хэмп! Хэмп! Хэмп! — в ужасе заорал Дэлрой. — Остановись! Не будь ученым, Хэмп, оставь место сказке. Сколько там еще, много?

— Да, — сурово отвечал Пэмп. — Немало.

— И все правда? с интересом спросил Дориан Уимпол.

— Да, — улыбнулся Пэмп, — все правда.

— Как жаль, — сказал капитан. — Нам нужны легенды. Нам нужна ложь, особенно в этот час, когда мы пьем такой ром на нашем первом и последнем пиру. Вы любите ром? — спросил он Дориана.

— Этот ром, на этом дереве, в этот час, отвечал Уимпол, просто нектар, который пьют вечно юные боги. А вообще… вообще не очень люблю.

— Наверное, он для вас сладок, — печально сказал Дэлрой. — Сибарит!

Кстати, — прибавил он, — какое глупое слово «сладострастие»! Распутные люди любят острое, а не сладкое, икру, соуса и прочее. Сладкое любят святые. Во всяком случае, я знаю пять совершенно святых женщин, и они пьют сладкое шампанское. Хотите, Уимпол, я расскажу вам легенду о происхождении рома?

Запомните ее и расскажите детям, потому что мои родители, как на беду, забыли рассказать ее мне. После слов: «у крестьянина было три сына» предание, собственно, кончается. Когда эти сыновья прощались на рыночной площади, они сосали леденцы. Один остался у отца, дожидаясь наследства.

Другой отправился в Лондон за счастьем, как ездят за счастьем и теперь в этот Богом забытый город. Третий уплыл в море. Двое первых стыдились леденцов и больше их не сосали. пил все худшее пиво, он жалел денег. Второй пил все лучшие вина, чтобы похвастаться богатством. Но тот, кто уплыл в море, не выплюнул леденца. И апостол Петр или апостол Андрей, или кто там покровитель моряков, коснулся леденца и превратил его в напиток, ободряющий человека на корабле. Так считают матросы. Если вы обратитесь к капитану, грузящему корабль, он это подтвердит.

— Ваш ром, — благодушно сказал Дориан, — может родить сказку. Но здесь-как в сказке и без него.

Патрик встал с древесного трона и прислонился к ветви. Глядел он так, словно ему бросили вызов.