Перекресток в Никодимске

— Мне кажется, она слишком жестокая,— призналась Елена Андреевна.— Справедливая, но жестокая чересчур. Мать против её поездки была, хотела, чтобы Жанна дома осталась, куда-нибудь заочно поступила и с отцом стала помогать. Он, конечно, ходить будет, но период реабилитации — очень долгий: протез в суставе это не шуточки… Они даже квартиру продали и домик сейчас ищут маленький, чтобы коляску без ступенек закатывать; ну и из-за денег ещё. Так вот я о чём. Жанна ей сказала, что уходит, денег ни копейки не возьмёт и домой не вернётся, пока жизнь свою не выстроит так, как захочет. И, представьте, отец её поддержал, вроде бы как так и надо. А матери одной с инвалидом каково?

— Может, и правильно сделала,— задумчиво сказала Виктория Филипповна.— Молодым нужно жизнь двигать, а не за мамину юбку держаться. Что тут спорить — сами воспитали, нечего пенять. Всё, может, и к лучшему. Кто его знает, какой она вернётся и какую выстроит себе жизнь?.. Я учу уже третье поколение, её отца с малолетства помню, да и деда тоже. Лена, ты тоже с таким столкнёшься попозже: учишь-учишь паренька, а через двадцать лет в школу приходит его лопоухая копия. И ни одно поколение я понять не могла, потому как всё постоянно меняется. Но вот эти ребята — совершенно другие, особенно хороши. Может, у них получится что-то изменить?

    Снова повисло неловкое молчание, длившееся, наверное, пару минут. Риторический вопрос математички повис в воздухе, пока завуч не продолжила беседу:

— Может — получится, может — и нет, кто его знает,— задумчиво произнесла Галина Григорьевна, болтая в бокале вино.— А про любовь вы правы, у всех такое бывает. Я тоже, помню, вначале влюблялась. Такая дура наивная была, пока не хлебнула сполна. Как ты, Лена, говорила — одна ошибка может жизнь перечеркнуть, да? Вот у меня было точно так, я вам просто не рассказывала.

— Не рассказывала — так и не надо, нечего прошлое ворошить! — строго сказала Виктория Филипповна.

— Нет, теперь можно… Леша умер, не страшно уже,— уверенно продолжила Галина Григорьевна, едва ли не до краев наполняя свой бокал.— Давайте за настоящую любовь выпьем!

Вдова, разбрызгав несколько капель, первой осушила бокал, а после тяжело вздохнула и продолжила рассказ:

— Это не тут было, мы сюда в девяносто седьмом переехали, когда Лёша из Чечни вернулся. Искали тихий уголок. А тогда я в большом городе жила; вернее, приехала по распределению, вся из себя такая юная и красивая. И влюбилась, как дура, в ученика. Он был сын секретаря обкома. Ни дать ни взять — наследный принц: красивый, накачанный — блеск! Хоть и конец перестройки был, но элита оставалась элитой. Такой уверенный был — ухаживал не стесняясь, я таяла вообще. До сих пор не понимаю, как такой дурой можно было быть?

— А дальше что? — нетерпеливо спросила Елена, поражённая откровенностью завуча.— Вы переспали?

— Можно и так сказать,— сказала Галина Григорьевна, снова наполняя бокал.— Он пригласил меня на день рождения — на дачу. Сказал, там будут и другие ученики. Не соврал, но я могла бы и догадаться, чем всё это кончится. Они мне что-то подсыпали в сок — не снотворное, а наркотик какой-то. Точно не знаю, я тогда алкоголь даже не пила — учительница же. В общем, потом он и ещё два друга повеселились от души — молодую училку трахнули, такие дела. Хорошо ещё, что в те времена смартфонов не было, а то быть  мне звездой Ютуба.

— Ни хрена себе…— не удержалась Лена.— И что им за это было?

— А ничего,— осушив очередной бокал, сказала Гидра.— Он мне наутро прямо сказал: «Не выделывайся! Я с папой поговорю, быстро директором школы станешь, квартиру дадут вне очереди». Я, конечно, ему в лицо вцепилась, чуть глаза не выцарапала. Так они меня в машину запихнули и на шоссе высадили, я потом ещё километров десять пешком шла. Добралась — и быстрее в милицию, заявление писать об изнасиловании. А потом вообще кошмар начался. Дело совсем перевернули, вроде как я сама совратила несовершеннолетних, дала попробовать наркотики, совершила с ними действия сексуального характера. Мамаша этого «принца» подключилась, она как раз там образование в обкоме курировала. Даже вспоминать страшно!.. Какой кошмар: свидетели, показания, камера эта с воровками, до сих пор кошмары терзают.

— Ужас, какой ужас! Я думала — у Ксюши кошмар, а у вас просто жесть вообще! — внезапно перебила Лена, от избытка чувств подскакивая со стула.— Это же невозможно, так не бывает!

— Бывает, чего только не бывает у нас!..— вмешалась Виктория Филипповна.— Это какая Ксения? — та, что у тебя жила и уехала?

— Да-да, она, я вам потом расскажу,— отмахнулась Лена.— Что дальше было, Галина Григорьевна?