Ввалившись внутрь, мы кивнули страхующим нас двоим луковианцам, выглядящим как престарелые братья близнецы с их одинаковыми прическами, аккуратными шкиперскими бородками, свитерами с высоким горлом и сочувственными улыбками. Вунсо и Локло Торичи. Не родственники. Одни из самых молодых в луковианском Убежище. Их задача была простой — наблюдать, в случае падения подобрать, дотащить до вагонетки и гнать за помощью, оказывая по пути медицинскую помощь — оба были этому обучены на «крепком фельдшерском уровне», как пояснил мне Панасий.
В этот раз такая помощь не понадобилась. Зато уже через минуты мы были укрыты одеялами, а сверху прикрыты шкурами, следом с нас содрали утепленные перчатки и принялись растирать руки. После быстрой процедуры нам дали по кружке чая, а на маленькой тарелке подали несколько кубиков кускового сахара и завернутых в фантики конфет. Рассасывая стремительно тающий кубик сахара, я мелкими глотками пил горячий чай и не отрывал взгляда от покачивающейся на стене веревки. Хорошо… этот участок пути мне уже знаком. Немного восстановлю силы и повторю попытку. Если не сумею и придется вернуться — то следующий заход будет уже завтра. Рисковать и пытаться пробиться вверх на одном упорстве, не подкрепленном ни умением, ни запасом сил, я не собирался.
Если же и завтра не получится… то штурм скалы я отложу — пора возвращаться в родное Убежище.
Даже сейчас я поступаю глупо. Нерационально. Куда мудрее было бы сначала нагрузить вездеход тем, чего так не хватает в Бункере и доставить припасы — тот же корнеплод в долгосрочной перспективе выглядит очень многообещающей прибавкой к продовольственной корзине бывших сидельцев. Еще мне обещали теплую удобную одежду, а за успешное покорение стены, чтобы закрепить на ее гребне пару веревок я выторговал удвоение количества даров. И вполне мог бы получить часть будущей оплаты авансом. Риск сорваться и разбиться велик…
Глянув на продолжающего задыхаться Гордияна, я покачал головой, удивляясь упертости этого жилистого старика — он продолжал жадно глядеть на непокоренную стену, лишь краем уха вслушиваясь в сочувственные слова луковианцев.
— Я подниму тебя — уверенно сказал я, отставляя опустевшую кружку и осторожно цепляя с тарелки конфету — Подниму на веревках до самого верха, раз уж ты так сильно хочешь туда попасть.
— Хочу… я хочу…
— А зачем? Просто увидеть?
— Это цель… цель… понимаешь?
— Понимаю — вздохнул я, поднимаясь и сбрасывая с себя шкуры — Понимаю…
Как я быстро убедился, в медленном осторожном подъеме самое главное это сохранение сил и трезвый расчет.
Тянуться к той многообещающей широкой щели? Или лучше сделать мелкий шажок в сторону и сделать небольшую передышку на достаточно широком карнизе, после чего закрепить веревку с помощью узлов или самодельного крюка с петлей?
Во всех случаях мне удалось сдержать дурацкий авантюрный порыв и проявить разумную осторожность. А если в душе начинало шевелиться что-то мальчишеское и нетерпеливое, мне хватало двух взглядов, чтобы прийти в себя. Первый взгляд вверх — на торчащую из щели замерзлую ногу покойника. Второй взгляд вниз — на отдаляющуюся с каждым метром стеклянную повозку. Сбивая сосульки и ледяные глыбы, в снежном облаке я медленно поднимался наверх, оставляя за собой ломанную линию причудливого вертикального графика. Примерно через каждые десять метров я останавливался и глядел на столь же допотопный термометр явно не нашего производства, похожий на часы луковица с красивой медной крышкой и циферблатом под ней. Только вместо времени устройство показывало температуру.
Почти минус сорок. Вот уже тридцать метров вверх, а температура не меняется. Все те же примерны минус тридцать девять. Хорошо это или плохо? Не знаю. Но я старательно фиксировал данные, первое время выкрикивая показатели, чтобы оставшиеся внизу записывали их. Когда поднялся слишком высоко, кричать перестал — шарф на рту глушил слова, а снимать его и надсадно орать, запуская стылый воздух в легкие, я не собирался.
Первая действительно долгая остановка, причем в крайне неудобном месте, случилась, когда я увидел тревожные частые вспышки света бликующие над грозно нависшими надо мной старыми мутными сосульками, каждая из которых служила немым вопросом без ответа — откуда сосульки в месте, где не бывает плюсовой температуры? Тут нет таяния… Я как раз размышлял об этом, когда снизу пришел ответ.
Один взгляд вниз… и я замер, вцепившись в так вовремя закрепленную чуть выше веревку. Левая рука сама проверила два имеющихся карабина защелкнутых на том конце веревке, что свободно свисал вниз. Любая угроза… и я начну неумелый, но быстрый спуск. У меня не будет другого выбора, если две эти твари вздумают меня атаковать…
Вжавшись в неглубокую впадину, держась за веревку, чувствуя, как подрагивают от выплеска адреналина ноги, я смотрел за происходящим внизу. Там появилось две светящиеся голубоватым линии, что стремительно «вытекли» из тоннеля, обогнули дрезину испускающую тревожное мигание, а затем, по проделанным в полу колеям, грациозно двинулись к скальной стене.
Тихо… тихо…