Перекрестье земных путей

В это время на берег вышел одинец, и мать стаи заметила его. Обменялись лютыми оскалами. Лобастая голова калеки клонилась к земле, правая задняя лапа волоклась лишней обузой. Пошатываясь от голода и с перепугу, он пошкандыбал прочь как мог резво.

Хромой напрасно тратил иссякающие силы. Никто не собирался за ним гнаться.

Одинец решил не откладывать уход на северо-восток. Ветер, что накатил оттуда после снега, принес новый властный призыв и запах быков. Толстых быков с короткими ногами и гривой до самой земли. Пугливых быков, только и ждущих голодного волка, дабы отдать его жизни свою жирную плоть…

Волчица остановилась и подняла нос по ветру. Она тоже почуяла запах-обещание и сразу поняла, что он лжив, как манок человечьего голоса, который умеет выводить волчью песнь. Там, в неизвестных безотрадных далях, не было толстых быков, да и худых не было. Сквозь обманчивый вкусный запах пробивался другой – пагубный смрад алчной бездны, чей дух заражал все живое великим страхом.

Легкая поземка бросила в морду волчице пушистую горсть, и почудились новые смутные образы-запахи. Струйка ветра, залетевшая из недалекого будущего, предсказала матерой – еще доведется встретиться с хромым.

Она не удивилась. Наитие с самого логова нашептывало ей о возвращении в долину. Волчица чуяла: когда на ветках вербы проклюнутся крохотные заячьи хвостики, она услышит зов долины. Услышит так же, как одинец слышит клич темного лиха.

Мать волков оставит стаю в безопасном месте. А сама, вопреки смертельному страху, вернется, чтобы помочь земле, на которой родилась и зачинала детей.

Она вновь оглянулась. Калека в лихорадочной тряске и спешке выдирал из снежного наноса крупную, вмороженную в речной лед птицу. Напоследок ему в долине все-таки повезло.

Стая беспокоилась, не понимая, почему мать оставила без должной трепки наглого одиночку. Один из переярков вопросительно взлаял. Волчица гневно фыркнула и побежала вперед по незримой тропе, указанной ей звериной сметкой. Больше она не оглядывалась.

* * *

Зимой жизнь в Великом лесу с зажимкой, без лесного мяса не проживешь, а жрецы усилили запреты. Объявили, что на охоту можно будет выйти лишь к новой луне. Зверобои сердились: добро ли было слушать жрецов и аймачных? Дослушались – опоздали к возвращению оленей в тайгу с островов!

Но вот луну сменила дужка новорожденного месяца, и охотники повеселели. Несмотря на подстегивающее волнение, собирались обстоятельно, не обижали суетной спешкой вездесущего таежного ока. Как положено перед дорогой, кормили огонь, чутко прислушиваясь к веселой его трескотне. Домашний дух-хозяин напрасного не присоветует. Искра, выстрелившая из полена с задорным звуком, наметит направление промыслового пути.

Угощение огня – первое в череде охотничьих таинств и правил. За этим последуют молитвы и подарки духам дороги, горных перевалов, разных местностей и, конечно, самому исполину – хозяину тайги Бай-Байанаю. Вот почему всюду по Великому лесу, куда ступала нога человека саха, висят на деревьях нарядные власяные веревки, украшенные жертвенными вещицами.

Гордо возлежал у порога пес Мойтурук. Скрестив поджарые лапы, с пониманием наблюдал за подготовкой к походу. Мужчины вересковым дымом окуривали пропитанные жиром, не промокающие оленьи торбаза. Пряный дым очищал дорожные дохи и рукавицы – обычные и по локоть из медвежьего меха с ровдужными ладонями. Довольный сборами, пес подмаргивал серебристобородому старцу, пляшущему в очаге.

Разве пришлось наставлять потомка славного рода собачьих добытчиков лесному ремеслу? Сам научился! Гонял зверей толково, подлаивал сведуще, рухлядных зверьков приносил хозяину в руки, осторожно прихватывая зубами. Не мял, не слюнявил драгоценные шкурки. Пусть люди думают высоко о себе, а огонь с Мойтуруком знают, кто здесь из охотников главный!

Атын впервые шел на большую охоту. Парнишек обычно посвящают в двенадцать весен, а тут запоздали. Теперь сердце учащенно билось от предвкушения горячей страды, желанной любому человеку-мужчине, будь он кузнец, воин или плотник.

На днях в гости пришли молотобоец Бытык и старый Балтысыт, принесли с собой чашу с кровью девяти разных животных. Окунув в нее стрелу нового лука, нарисовали наконечником стрелку на лбу Атына.

Бытык загадочно проговорил:

– Ведай родичей в имеющих кровь, зри друзей в обладающих душами!

Проверили умение парня бить в цель из лука гранеными железными срезнями, стрелами с костяными насадами на белок, метать батас и охотничье копье. Подарили красивого идола с искусно вырезанными лосиными рогами, хвостом глухаря и широко разинутым ртом. Велели никому не показывать. Атын повезет свой талисман на охоту в особом кошеле. Станет благодарить за везение, обмазывать рот идола свежей кровью и жиром добычи. Вернувшись, поставит на правую полку над изголовьем рядом с талисманом отца в темный угол.