Коршун, чувствуя неладное, городом решил не ограничиваться. Он приехал в большой загородный посёлок и ещё около двух часов петлял по частному сектору. Ребятам Филёра пришлось изрядно попотеть, изображая из себя разновозрастных местных жителей, тщательно соблюдая главную заповедь разведчиков. А последняя гласит: «Не выделяться из окружающей среды. В любой обстановке выглядеть естественно и неприметно». Так что ребята только успевали бегать к машинам переодеваться и менять не только грим, но даже обувь — эту вроде бы незаметную, но важную для опытного разведчика деталь. Им удалось, наконец, усыпить бдительность Коршуна. В результате «конкурент» сам, изрядно устав, привёл ищеек к «родному гнезду».
Гораздо сложнее было с Вороном. Только на третий раз удалось зафиксировать его постоянное место жительства. Как он только не ухищрялся! Несколько раз менял попутки, добираясь до города «зигзагообразными манёврами», проезжая то в одну, то в другую сторону по трассе. В городе терялся среди толпы, быстро меняя там основные внешние приметы одежды. Несколько раз совершал обманные манёвры в городском транспорте — то втискиваясь в переполненный автобус, то резко выходя из него перед самым закрытием дверей. Подолгу ходил по городу, сливаясь с людским потоком и проверяясь на пустынных улочках. Он шёл как обычный прохожий, не суетясь и не озираясь по сторонам. Иногда поправлял развязавшийся шнурок, заглядывал в магазины, с любопытством рассматривал витрины или покупал какую-то мелочь в киоске. Иногда сворачивал в подъезды, вроде по неотложному делу. Поднимался на лифте и тут же тихо спускался по ступенькам. Все эти многомерные предосторожности говорили Филёру о том, что перед ним не какой-то там любитель поиграть в «казаки-разбойники», а настоящий профессионал. И если военный, то, судя по отточенности навыков и отработанным приёмам, звание у него было не ниже подполковника.
Окончательно измотав людей Филёра, он показал им в итоге, как впоследствии выяснилось, ложное место своего обитания. Причём люди, к которым он зашёл как к себе домой, видели его впервые в жизни. Он ловко проник в квартиру и уже там негромко представился местным опером, показав какое-то неразборчивое удостоверение. Разговаривая с хозяином, Ворон прошёл в кухню и уселся на табурет, всем видом показывая, что разговор предстоит длинный. Он действительно долго расспрашивал о жителях этого дома, имеющих уголовное прошлое. В его практике бывало, что он входил в квартиры и под другими предлогами, очевидно ориентируясь по обстановке и человеку, открывшему ему дверь. То, что Ворона беспрепятственно впускали и даже позволяли несколько часов отсиживаться в чужих квартирах, говорило о его многогранном опыте и умении общаться с разными людьми в любых ситуациях. Уходил он из здания через крышу, в совершенно другом облике ускользая незамеченным из дальнего подъезда. А утром оказывалось, что «объект» из дома не выходил. Ещё чуть позже выяснялось, что таковой по данному адресу никогда не проживал ни официально, ни в сожительстве. И как итог — след снова утерян. Хороша песня, начинай сначала…
Филёр взялся за Ворона уже лично, так сказать вплотную. Он тоже умел красиво играть. И самое главное — внимательно и терпеливо ждать. Это было одним из тяжелейших и изматывающих моментов их профессии. Но игра стоила свеч. Филёр чувствовал своим шестым чувством, когда и как надо действовать. Оттого имел успех на «Острове». Благодаря именно этому внутреннему чутью, ему удавалось вычислять даже своих ассов-учителей, не говоря уже о специалистах других ведомств.
Через несколько дней изматывающих походов и разнообразных хитрых ловушек на пути, Филёру всё-таки удалось установить истинное место проживания Ворона. А дальше, как говорится, уже было дело техники. Упорный многомесячный труд Филёра оказался ненапрасным. Установленные личности действительно превзошли все ожидания.
Глава 4 Идея «фикс»
Бульба усиленно корпел над новым планом наезда на Врача. С «гонщиками» номер не вышел. А так хотелось рисонуться перед «Олимпом» и придумать нечто оригинальное! Он уже переменил множество задумчивых поз от великого мыслителя до скучающего двоечника, но толком так ничего и не придумал. Перед ним лежал чистый лист бумаги. Он увидел эту моду на «Олимпе». И теперь, вроде правительственного чиновника, тоже всегда держал у себя на столе этот стильный атрибут, хотя в большинстве случаев данный листик использовался явно не по своему прямому назначению.