Перехват инициативы

Зеркало заднего вида показывало мне, как поток машин объезжал застывшую на месте «Шкоду Фабию». Никто не желал быть свидетелем, никто не хотел даже глянуть, живы ли те четверо в машине... Остановиться – значит поставить себя под угрозу точно такого же расстрела. Не желал этого, по вполне понятным причинам, и я.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ВАЛЕРИЙ СТАДНЮК, КАПИТАН, НАЧАЛЬНИК ОТДЕЛА УГОЛОВНОГО РОЗЫСКА АДМИНИСТРАТИВНОГО ОКРУГА

Такие дела никто не любит. Слишком мала перспектива раскрытия. Но я как раз только появился в своем кабинете, и мне выпало выезжать на происшествие вместе с дежурной следственной бригадой. Причем сообщили о нем даже не свидетели, как чаще бывает, а парни из ДПС[3], прибывшие на место перестрелки, судя по всему, через десять минут после нее. Значит, и свидетелей отыскать будет трудно, если вообще возможно будет найти...

Правда, один из пострадавших остался жив и с многочисленными пулевыми ранениями был доставлен в больницу. Может, выкарабкается... Хоть этот, хочется надеяться, даст показания. Я сразу послал лейтенанта Костю Суглобова в больницу, чтобы сидел там безвылазно и смог провести допрос при первом удобном случае.

Москва в эти часы всегда бывает тяжелым по характеру городом. И доехать до места перестрелки трудно. Пешком дойти, может, быстрее получилось бы. Мы еле-еле ползли по улицам, несмотря на включенную мигалку и звуковой сигнал, но машины стояли так плотно, что даже по встречной полосе движения проскочить было невозможно. Как только «Скорая» сумела успеть туда вовремя? И даже раненого вывезла.

Уже в дороге я принял сообщение из управления административного округа. Пострадало еще три машины со встречной полосы движения. Шальные пули. Водители сразу предпочли смотаться с места преступления, но в страховые компании им все равно придется обращаться, следовательно, нужна будет справка от нас. Потому только и позвонили. И сами обещали приехать. Но лучше было бы, если бы я допросил их уже после первичного осмотра на месте преступления. У меня наверняка появятся наводящие вопросы.

«Сигналка» мигала, сирена нудно подвывала, машина без конца дергалась и продвигалась вперед короткими рывками. Это злило, мысли в голове вставали нехорошие, злые, активные... Вообще-то автоматные очереди в светлое время на оживленной улице – это очевидный беспредел. Его следует пресекать сразу и жестко, в корне, чтобы не было желания повторить... Эту истину я усвоил давно...

Я не застал тех времен, когда стрельба из автоматического оружия в центре Москвы считалась явлением привычным. Вернее, я не застал их сотрудником милиции. В начале девяностых еще в армии служил и не думал никогда, что в менты подамся, пока не столкнулся лицом к лицу с тем, что вокруг начало твориться. Как на гражданке, так и в армии. И только чувство самосохранения, сработавшее однажды, что-то перевернуло в сознании и сделало из меня, тогдашнего солдата-срочника, мента в душе.

Я не говорю уже о том, как служили мы, тогда молодые солдаты, полуголодные и частенько побитые. Не так чтобы слишком, но все же доставалось нам. Хлебнули и от «стариков», и от офицеров, и от вороватых прапорщиков-кладовщиков, все солдатское считающих своим собственным, начиная с того, чем солдат кормить полагается. И потому они сами, в то время когда жалованье месяцами не получали, хари необхватные отъедали, а жены у прапорщиков вообще в свиноматок превратились. Конечно, грех всех огульно оговаривать... Но, по крайней мере, запомнил жен прапорщиков нашей части – сам имел удовольствие лицезреть их недовольные брезгливые физиономии с заплывшими глазами, когда нас гоняли работать «по хозяйству». Времена такие были, как говорят, но против них раздражение нарастало постоянно и неуклонно, и по сей день не проходит.

Мы тогда занимались охраной военных складов. Рутинная служба, достаточно простая, не требующая особого обучения. Наша часть стояла в Ставропольском крае, недалеко от границы с беспокойной Чечней, но с сепаратистами война тогда еще не началась, однако всех кавказцев, что встречались в городке, мы, да и все остальные, называли почему-то чеченами. И все ЧП, что происходили в части, привычно списывали на них. А ЧП у нас случались регулярно. И солдаты пропадали. Только на моей памяти – трое... Их, вообще-то, дезертирами объявили. Может, это и так, но поговаривали, что их в рабство похитили. В горы... Даже ходил слушок, что командиры солдат продавали... И потому на своих офицеров мы с опаской поглядывали, а то и с ненавистью.