Перехожу на прием

— Виски просто ужасный, — сказал я.

— Да. Надо выпить еще.

Мы подозвали официанта, и тот быстро выполнил наш заказ.

— Так я рассказывал тебе о Вонючке, — сказал он.

— Да, рассказывай дальше.

— Прилетели мы, значит, в Египет, а он только о Смите и говорит. Он и ходил так, будто собака шла рядом с ним. Чертов дурак, идет и приговаривает: «Рядом, Смит, рядом, мой мальчик» — и при этом все смотрел вниз, как бы разговаривая с собакой. Наклонялся то и дело, похлопывал воздух и гладил собаку, которой не было.

— А где она была?

— Думаю, на Мальте. Должно быть, там.

— Ну не мерзкий ли виски?

— Ужасный. Этот допьем, еще надо будет заказать.

— Будь здоров.

— И ты тоже. Официант. Эй, официант. Да-да, еще.

— Итак, Смит был на Мальте.

— Да, — сказал он. — А этот чертов дурак Вонючка Салливан продолжал так себя вести до тех пор, пока его не убили.

— Наверное, с ума сошел.

— Точно. Просто свихнулся.

— Знаешь, он как-то зашел в спортивный клуб в Александрии в час, когда все выпивают.

— Это нормально.

— Вошел, а дверь за собой не закрыл и стал звать собаку. Потом, когда решил, что собака вошла, закрыл дверь и пошел дальше, то и дело останавливаясь и говоря: «Рядом, Смит, рядом, мой мальчик». И щелкал пальцами. Раз он залез под стол, за которым выпивали двое мужчин и две женщины. Встал на четвереньки и произнес: «Эй, Смит, а ну-ка вылезай оттуда. Живо иди сюда». И протянул руку и начал тащить из-под стола то, чего не было. Потом извинился перед людьми, сидевшими за столом. «Вот чертова собака», — сказал он им. Ты бы видел их лица. И так он ходил по всему клубу, а потом открыл дверь, пустив вперед собаку, и вышел вслед за ней.

— Ненормальный какой-то.

— Чокнутый. Но ты бы видел их лица. Там было полно людей, которые выпивали и не могли понять, то ли они с ума сошли, то ли Вонючка. Они переглядывались, хотели убедиться, что не только они не видели собаку. Один человек даже стакан выронил.

— Вот беда-то.

— Ужас.

Подошел официант, поставил стаканы и ушел. В помещении теперь было много народа. Все сидели за маленькими столиками, разговаривали и выпивали. Все были в форме. Летчик бросил в стакан кусочек льда и подтолкнул его пальцем.

— Он тоже вилял, — сказал он.

— Кто?

— Вонючка. Сам не раз говорил об этом.

— Ну и что тут такого? — сказал я. — Это все равно что стараться не наступать на трещины в асфальте, когда идешь по тротуару.

— Вот именно. Дело личное. Кому какое дело?

— Это все равно что не сразу трогаться.

— А это еще что такое?

— Я всегда так делаю.

— Что это значит?

— Прежде чем тронуться с места, нужно сосчитать до двадцати, а потом — в путь.

— Ты тоже ненормальный. Как Вонючка.

— Отличный способ избежать неприятностей на дороге. В машине со мной еще ничего не происходило. По крайней мере, ничего серьезного.

— Да ты пьян.

— Да нет, я всегда так делаю.

— Зачем?

— Потому что если кто-то перешел улицу перед твоей машиной, то ты его уже не собьешь, ведь тронулся-то позднее. Ты задержался, потому что считал до двадцати, а человек, которого ты мог бы сбить, уже перешел дорогу.

— Почему?

— Он перешел дорогу гораздо раньше, чем ты тронулся, потому что ты считал до двадцати.

— Хорошая мысль.

— Сам знаю, что хорошая.

— Да просто, черт возьми, отличная.

— Я многим сохранил жизнь. И через перекрестки можно смело переезжать, потому что машина, с которой ты мог бы столкнуться, уже проехала. Она проехала чуть раньше тебя, потому что ты задержался, считая до двадцати.

— Здорово.

— Вот видишь.

— Но это не то же самое, что вилять, — сказал он. — Тут никогда не знаешь, что лучше.

— А я всегда виляю, — сказал я.

Мы выпили еще.

— Посмотри-ка вон на ту женщину, — сказал я.

— На ту, с грудью?

— Ну да, прекрасная грудь.

— Клянусь, я убил немало женщин более красивых, чем эта, — медленно произнес он.

— Но не с такой же грудью.

— Да и с такой тоже. Может, еще выпьем?

— Да, на дорожку.

— Такой груди больше ни у кого нет, — сказал я. — Во всяком случае, в Германии.

— Да сколько хочешь. Я немало таких убил.

— Ладно. Ты убил много женщин с красивой грудью.

Он откинулся на стуле и повел рукой.

— Видишь, сколько тут народу, — сказал он.

— Да.

— Представляешь, сколько будет шуму, если они вдруг все умрут. Просто свалятся мертвыми со стульев на пол.

— Ну и что?

— Разве не будет шуму?

— Конечно будет.

— Предположим, официанты сговорились, подсыпали им что-то в стаканы — и все умерли.

— Шум будет страшный.

— Ну вот, а я такое сотни раз проделывал. Я в сотни раз больше убил людей, чем собралось здесь сейчас. Да и ты тоже.

— Гораздо больше, — сказал я. — Но это же другое.

— Такие же люди. Мужчины, женщины, официанты. Все сидят в пивной и выпивают.

— Это другое.

— Да то же самое. Случись здесь такое, разве не поднялся бы шум?

— Еще какой.

— А мы делали это. И не раз.

— Сотни раз, — сказал я. — И ничего.

— Паршивое заведение.

— Хуже не бывает. Пойдем куда-нибудь в другое место.

— Сначала допьем.

Мы допили виски, а потом стали спорить, кому платить, и я выиграл. Счет составил шестнадцать долларов двадцать пять центов. Он дал официанту на чай два доллара.

Мы поднялись, обошли вокруг столиков и вышли на улицу.

— Такси, — сказал он.