Перехлестье

— Нет, — Василиса посмотрела на правую руку мага и задумалась. — Скажи… ты сюда просто так зашел?

— А разве можно зайти иначе?

Девушка покусала губы и ответила:

— Можно. А можно и просто так.

Жнец усмехнулся. Его взгляд скользнул за спину собеседницы, а потом вновь обратился к Василисе.

— О вашей харчевне такая слава идет, как же ее миновать?

Стряпуха прищурилась:

— Мне муж как‑то говорил, что все маги говорят правду. Что они не умеют лгать. Это правда?

— Да.

— А если нужно солгать?

— Мы не лжем. А что?

— А разве я не могу просто так спросить?

Мужчина выпрямился, отставил в сторону недопитый стакан с чаем и чуть подался вперед.

— Можешь, — сказал маг и добавил: — Я вижу чувства людей. Всегда.

— То есть ты знаешь, что я сейчас испытываю…

— …страх, — закончил ее фразу Жнец.

— Ну да, — Василиса мрачно кивнула.

— Но не за себя, — заметил собеседник.

— Ты пришел за Грехобором? — напряженно спросила девушка.

— Я отвечу тебе, но перед этим пообещай выполнить мою просьбу. Она не опасна.

— Хорошо.

— Нет. Я пришел не за Грехобором, — он подождал мгновение, а потом спросил: — Теперь я могу озвучить свою просьбу?

— Можешь.

— Не сопротивляйся, — с этими словами Жнец стремительно встал из‑за стола, дернул собеседницу на себя и рука, закованная в сталь, стиснула горло Василисы.

Ничего себе — неопасная просьба! Васька, парализованная ужасом, зажмурилась. Сейчас по стальной рукавице пробегут прозрачные языки ослепительного пламени, металл вспыхнет, и жертва… Интересно, это больно? Она обожжется? А если останется ожог? А еще хуже, если запахнет паленым. Бе-е-е. Стряпуха поймала себя на том, что снова думает о какой‑то безумной ерунде, тогда как смерть уже вот-вот заглянет ей в глаза. Если, конечно, умирающая их откроет. А она, уж поверьте, не собиралась допускать такой оплошности. Ну все, еще миг, другой, третий, четвертый… да сколько ж ей так стоять?

— Отпусти ее.

Жнец не отдернул руку, но хватка на шее девушки ослабла.

Лиска опасливо вздохнула, приоткрыла один глаз. Жива вроде. Значит…

Кто это сказал? Голос и знакомый, и нет. Никак не получается вспомнить, где же доводилось его слышать. Василиса точно знала — за ее спиной все столики пусты, если не считать того, в углу, где расположился Багой с припозднившимся посетителем. Кто тот незнакомец? Ну не корчмарь же это приказывает, таким твердым ровным голосом? Или он? Да что…

— С чего бы? — голос Жнеца был спокоен и безлик, словно говорил не человек, а какая‑то неодушевленная компьютерная программа. Давным-давно у Лиски была такая на стареньком компе — было забавно вносить туда какие‑нибудь эмоциональные предложения, типа: «Офелия, любовь моя! Вернись, изнемогаю!» или еще какую‑нибудь феерическую чушь. И программа проговаривала текст бездушным, лишенным интонаций голосом. В духе Марьи Искусницы: «Что воля, что неволя — все равно».

И снова девушка поймала себя на том, что думает о какой‑то ерунде, тогда как сильные руки Жнеца удерживают ее, не давая вырваться, но более, правда, и не лишая возможности дышать.

— Я тебе приказываю. Отпусти девушку.

Жнец усмехнулся:

— А кто ты такой, чтобы отдавать приказания мне?

— Фирт, отпусти. Она не в твоем праве.

Тот, кого назвали Фиртом, лишь еще ближе прижал к себе Василису. Стряпуха почувствовала прохладу, исходящую от мага, и по телу прошла волна крупной дрожи. Ее заступник, стоящий позади, видимо, принял эту дрожь за страх.

— Не бойся, он тебя не тронет. Фирт!

— Я должен был понять, что без тебя тут не обошлось. Стало скучно там, наверху, правда, Маркус? И тебе понадобилось место среди смертных, да? Особое место, чтобы и не узнал никто, и поучаствовать во всем происходящем удалось. Верно?

— Ты ошибаешься, — все также спокойно проговорил невидимый Лиске мужчина.

Девушке очень хотелось обернуться, посмотреть в лицо говорившему, но Жнец держал ее крепко, не давая увидеть, понять. Оставалось только слушать.

— Я был в Храме, у Чаши, Маркус, — возразил маг. — Эта девушка не избранница Грехобора. Его судьба была связана с другой. Равной ему по силе. Ты все поменял себе на забаву, думая, что никто не сумеет это исправить. Только ведь девчонка может умереть. Стоит мне лишь захотеть и твой план рухнет.

— Ты ошибаешься. Она — его нареченная. Глен должен был соединить свою жизнь именно с ней.

Недоумение. Холод в груди, вызванный испугом. Осознание сказанного и волна удушливого жара — то первобытный ужас поднялся в груди. Василиса окаменела. Что? Что?

— Имя Грехобора — Йен, — все также невозмутимо поправил бога Фирт. — Не Глен. Да, созвучно, но…

Тишина. Однако девушка даже сквозь пелену паники и страха почувствовала, как тот, кого назвали Маркусом, хотел что‑то возразить. Хотел и… не возразил. Так бывает, когда человек готов сыпать аргументами, но вдруг понимает — аргументы лишь подтвердят его неправоту.

— Ваш бог ошибся? — шепотом, почти неслышно, произнесла стряпуха, закрывая глаза.

Почему ей так больно? И дышать нечем, воздух комками застревает в гортани.