Перехлестье

Девушка испуганно захлопала глазами, поймав недоумевающий и возмущенный взгляд Василисы. Та смотрела на помощницу с чувством глубокого удивления.

– Ты не бесполезная, Зария, – твердо произнесла стряпуха. – Просто тебе… уверенности не хватает. И ты постоянно думаешь, будто в чем-то виновата. Это не так.

– Я сказал – не пущу! – продолжил выводить свое соло Багой.

Любопытство стало неодолимым. Стряпуха, бросив все дела, выскользнула в зал. Ну надо же понять, из-за чего все эти вопли! Грехобор, против обыкновения, не мышился за столиком в углу, а хмуро стоял неподалеку от входа, скрестив на груди руки.

– Чего орет-то? – тихо спросила у него Васька.

Маг скользнул по нареченной мимолетным взглядом и снова отвернулся к входу. Вот только… девушка растерялась, поняв, что в глазах мужчины отразилась… обида.

– Он не пускает рожающую, – коротко ответил он.

– То есть как?! – не поняла Васька. – Почему?

И она принялась энергично проталкиваться через посетителей, сгрудившихся в дверях.

На пороге харчевни стояла полная молодая женщина, державшаяся за живот. Глаза у нее были мутными от накатившей боли, а вцепившиеся в перила пальцы побелели от напряжения. Спутник женщины выглядел взволнованным и растерянным. По всему было видно – он не знал, что делать, и в данной ситуации оказался бессилен.

– Багой, ты что? – всплеснула руками Василиса. – Пусти их немедленно! Не на улице же ей от бремени разрешаться! Она ведь рожает уже!

– Вот именно! – рявкнул хозяин и попытался отодвинуть стряпуху прочь. – А рожают всегда с Повитухами.

– И что?

– А то. Пущу ее – и глазом моргнуть не успеешь, как на пороге появится Повитуха!

– Дак, а в чем дело-то? Это ж хорошо! Или ты сам ребенка принять хочешь?

– Два мага в одной харчевне! – взвыл Багой. – Да еще и ты! Вы меня со свету сживете!!! Мне и так кусок в горло от переживаний не лезет…

– То-то, гляжу, отощал, – окидывая округлившегося трактирщика критическим взглядом, промолвила Лиска. – Измучился, бедный, от наплыва посетителей и тройной выручки… всю ночь, поди, деньги считаешь, совсем сон потерял, шатаешься, вон, от усталости.

– Васька! – В голосе Багоя послышался нешуточный гнев.

– Пусти их, ну что ты в самом деле? – быстро сменив тактику, ласково запела Василиса. – У тебя ж от одного Грехобора посетителей вдесятеро прибыло, а уж когда о Повитухе прознают… ты ведь единственный трактирщик во всем городе, кто не боится магов!

Хозяин «Кабаньего пятака» нахмурился, женщина на крыльце глухо застонала, ее муж побледнел, Грехобор напрягся, а Багой наконец подергал себя за длинный ус и махнул рукой:

– Твоя правда! Ладно, заходите! Но за комнату платите вдвойне, и чтобы деньги вперед!

Нет, он неисправим. Закатив глаза, стряпуха направилась было на кухню, но, вспомнив о выражении глаз жениха, решила не строить из себя капризную Изольду, ждущую серенад, и подошла первой:

– Ты обиделся?

– Что? – Маг обернулся.

Похоже, он опешил от этого прямолинейного вопроса, а также от того обвинительного тона, каким он был задан.

– Я видела. Ты обижен. На что?

– Ни на что, – помолчав, ответил мужчина. – Маги не имеют права на обиду.

– Значит, ты неправильный маг. Потому что ты явно обижен. Чем? – Кухарка не знала, почему ей так важно получить ответ, но отступать не собиралась. Важно и все.

– Василиса… – со вздохом покачал головой Грехобор.

– Я уже… давно Василиса! – Она в последний момент решила-таки с женским лукавством утаить свой возраст и продолжила: – Что ты со мной, как с маленькой? Либо на вопрос ответь, либо не строй из себя оскорбленного праведника!

Теперь маг развернулся к ней, удивленно переспросив:

– Давно? Я думал, лет восемнадцать… – Его взгляд скользнул по лицу невесты, остановился на волосах. – Ты курносая и эти кудряшки… как у ребенка.

И, не удержавшись, мужчина отвел ото лба девушки мягкую прядь.

– И ямочки на щеках…

Васька замерла. Нет, она не была невинной дурочкой, все-таки двадцать четыре года… но сейчас от этого незатейливого прикосновения у девушки даже в горле пересохло и сердце в груди замерло, а потом заколотилось быстро-быстро, как после стометровки.

Мужчина смотрел на нее с затаенной грустью, а говорил, словно сам с собой, будто забыл, что она может его слышать. И в голосе звучала щемящая нежность. Лиска поняла, что слабеет. Если он сейчас скажет что-то еще, да хотя бы прочтет ей отрывок из инструкции по пользованию скороваркой, она окончательно сомлеет. Потому что… Вот ведь дала ему природа все, чтобы дурехи, вроде нее, сами собой в ноги падали!

Грехобор наконец отвлекся от созерцания легких кудряшек и встретился взглядом с широко распахнутыми, полными удивления глазами невесты, вспомнил, кто он, и хотел было отстраниться, пробормотать извинения, но она слегка подалась вперед, и он сделал то, на что, наверное, никогда бы не решился – коснулся нежного лба.