Перекати-поле

В тот вечер, когда Деке Тайсон принес известие, что Рон Тернер написал письмо, в котором сознавался в убийстве Трея Дона Холла, после чего сам застрелился, она подумала, что жизнь их восстановится. Тогда они с Уиллом и Джоном собрались, чтобы в последний раз побыть вместе, прежде чем на следующее утро Уиллу предъявят официальное обвинение в убийстве. Но Джон приехал сказать, что он сознался в этом убийстве и что вместо Уилла должны арестовать его. Он представил Рэнди гораздо более убедительный мотив, чем мотив Уилла, да еще и доказательства в подтверждение своих слов. Уилл в шоке слушал своего отца, рассказывавшего о доводах, согласно которым обвинить должны были его.

— Но, отец, ты ведь тогда был совсем мальчишкой, да и Трея ты не убивал!

— Как и ты.

— Ты не можешь занять мое место. Я тебе этого не позволю. Ты уже слишком стар для этого!

— А ты слишком молод. К тому же ты — мой сын.

— А ты — мой отец!

Они стояли, обняв друг друга, и плакали, когда неожиданно раздался звонок в дверь. Это был Деке, вслед за которым очень скоро приехал Лоуренс Стэттон со своим портфелем.

На следующий день появились еще более обнадеживающие новости, и снова принес их Деке. Он спросил у Рэнди, что тот собирается делать с пакетом, содержащим обличающие улики против Джона Колдуэлла.

Рэнди непонимающе наморщил лоб.

— Какие еще улики? Эти, что ли? — Он сунул в руки Деке маркированную коробку, в которой дополнительно лежал бумажный пакет. — Как насчет того, чтобы выбросить это в мусорный бак, когда доберешься до Амарилло и вернешь отцу Джону его стакан для воды?

Но даже после того, как тучи над их головами рассеялись, они все равно знали, что жизнь их уже никогда не будет прежней. Город в очередной раз показал свой изменчивый нрав, подхватив обвинения против нее и Уилла. Компания «Морган Петролеум» удовлетворила просьбу Уилла о переводе на другое место работы. Кафе было все еще закрыто, а Бебе с Оделлом находились в оплачиваемом отпуске. А Джон…

Кэти вздохнула. Она полагала, что, поскольку репутация его не пострадала, а Уилл был официально признан им своим сыном, Джон по-прежнему будет работать в приходе, который он так любил. Но она его плохо знала. Он решил продолжать жизнь во искупление своих грехов.

— Я не могу остаться, Кэти, — сказал ей Джон. — Не могу пользоваться любовью и преданностью Харбисонов, тогда как я этого не заслуживаю. Не могу продолжать двойную лживую жизнь в их присутствии. Теперь они справятся и без меня. У них будет отец Филипп. Он займет мое место в Доме Харбисонов, и я не сомневаюсь, что со временем они будут обожать его так же, как сейчас обожают меня.

Пока они ждали решения Церкви относительно его давнего проступка, она тайно и робко надеялась, что такой переворот в жизни Джона, а также любовь к ней и сыну подвигнут Джона на то, чтобы отказаться от духовного сана и жениться на ней. Трей завещал ей свою шикарную квартиру в Калифорнии, которую она решила продать, чтобы на новом месте начать все заново.

Наконец епископ вынес свой вердикт. Церковь не будет предпринимать никаких санкций против Джона за его проступок, совершенный до вступления в орден иезуитов, но удовлетворит его просьбу об освобождении от обязанностей священника церкви Святого Матфея и директора Дома Харбисонов.

— Давай немного покатаемся, Кэти, — пригласил он ее в день, когда пришло это известие. — Я за тобой заеду.

Это произошло неделю назад. То было путешествие по местам воспоминаний. Они проехали мимо дома ее бабушки, где сейчас жила супружеская чета с двумя маленькими детьми. Качели на крыльце до сих пор стояли на своем месте, а на переднем дворе, лениво растянувшись, лежала собака, внимательно следившая за карапузом на трехколесном велосипеде. На глаза Кэти навернулись слезы.

Далее они миновали старый дом Джона. Новый хозяин попытался его обновить, но как-то нерешительно. Вид у него все равно оставался неухоженным, но на заднем дворе по решетке беседки его мамы вились желтые розы. Внешний вид начальной школы Керси и прилегающих игровых площадок практически не изменился с тех пор, как она с мальчиками открывала эти тяжелые усиленные двери. Школа осталась таким же безрадостным и гнетущим местом, с затоптанной вокруг нее травой, где так больно было падать нежными детскими коленками и локтями.

Наконец они свернули к своей средней школе. Они почти ничего не говорили, но в салоне их автомобиля плотным облаком витали их мысли, чувства, воспоминания о прощаниях. Джон припарковался там, где обычно стоял его Красный Старичок, рядом с местом, ставшим родным домом для «мустанга» Трея. В школе начались летние занятия. Когда они вышли из машины под июньское солнце и свежий ветерок, со стороны спортивной площадки до них донеслись детские голоса. Как и в старые добрые времена, они прислонились к теплому металлу автомобиля и сложили руки на груди.

— У нас бывали очень хорошие моменты, Кэти.

— Да, это точно.

— Знаешь, он ведь любил нас.

— Я знаю.

— Ты простишь его?

— Со временем.

Они разговаривали, глядя прямо перед собой. Все так же не поворачиваясь к ней, Джон спросил: