Перегрин

— Как-нибудь продержимся два-три дня, пока вы вернетесь, — ответил я.

— За такими крепкими стенами и дольше продержимся, — поддержал меня центурион.

— Главное, чтобы не задерживались там, продавали быстро, — предупредил я.

— Если быстро, то придется дешево, — произнес деверь с сожалением.

— Это лучше, чем ничего, — сказал я в утешение, после чего распорядился: — Поговори сегодня с местными богачами, а поутру грузи трофеи, которые можно выгодно продать в Гадесе, и самых плохих рабов и вези в Гадес.

— Сделаю, только дай мне сначала спокойно поесть! — взмолился Ганнон Стритан, который считал, что о серьезных делах нельзя говорить во время такого серьезного процесса, как потребление пищи.

Рабы как раз подали нам жареного тунца в соусе с сульфиумом. Тунец и без соуса хорошо идет, а уж приготовленный первоклассным поваром с хорошими специями — сплошное объедение. Мой деверь чуть ли не хрюкал от удовольствия, поедая рыбу большими кусками. Кто-то ест, чтобы жить, а кто-то живет, чтобы съесть всех тунцов.

52

Наработка карибских пиратов оказалась действенной и в Тингисе. Не сразу, но почти три десятка местных богачей порылись в закромах своих домов и принесли не найденное нашими солдатами, нужное количество монет и золотых украшений, чтобы выкупить себя и своих родственников. Их тут же проводили за пределы города, позволив отправляться, куда захотят. Все они захотели уйти вглубь материка, подальше от нас. К ним присоединились еще десятка два из тех, кого сограждане считали середнячками. Оказалось, что у них денег не меньше, чем у богачей. По крайней мере, хватило, чтобы выкупить себя и родню. Эдакие тингисские Корейки. Я всегда говорил, что самые богатые предпочитают загорать в тени. Большие деньги не любят яркий свет и сильный шум.

Ганнон Стритан вернулся с нашим флотом из Гадиса через три дня, привез много денег и пожелание тамошних купцов привезти еще товаров, особенно зерна нового урожая, и рабов. Год в этих краях выдался засушливым. И в Тингисе, и в Гадесе собрали плохой урожай, но первым уже не надо думать, чем питаться зиму и засевать поля весной. Мы решили рискнуть и еще раз отправили суда с трофеями в Гадес, причем я разрешил деверю не спешить, продавать подороже. Наши разъезды выезжали километров на пятьдесят вглубь метрика, но не встретили там мавретанских воинов. Все ушла на запад сражаться с легионами Гая Мария.

По закону подлости вечером того дня, когда флотилия убыла в Гадес, прискакал разъезд и доложил, что в нашу сторону движется «очень-очень большой» отряд мавретанской конницы.

— Боги отвернулись от нас из-за нашей жадности! — сделал вывод Фест Икций.

— Может, отвернулись, а может, и нет, — сказал я. — Давай лучше подумаем, как организовать защиту города.

Пиратов здесь пока нет из-за редкого населения и слабого судоходства, поэтому мы оставили на всякий случай на либурнах по пять воинов, на триремах по десять, а на квадриреме — пятнадцать. Остальные воины несли службу в Тингисе, охраняли трофеи, в первую очередь пленных, количество которых странным образом постоянно уменьшалось. Не удивлюсь, если узнаю, что кое-кто из охранников стал немного богаче. Особенно этим грешили иллирийцы, у которых было благосклонное отношение к крысятничеству.

Мы с Фестом Икцием распределили воинов по куртинам и башням. Рабы принесли на стены камни, котлы, воду и дрова, чтобы было, чем встретить гостей. Учитывая печальный опыт тингисцев, собрали в городе собак и привязали на сторожевом ходе, чтобы контролировали весь периметр.

Мавретанцы появились на следующее утро. Сначала прискакал передовой отряд, десятка два всадников. Повертелся возле южных ворот на безопасном расстоянии и ускакал. У меня появилось подозрение, что нам давали время убраться подобру-поздорову. К сожалению, у нас не было такой возможности. Ближе к полудню подошло основное войско. По моим подсчетам прискакало тысячи три воинов — в четыре раза больше, чем нас. Они разделились на три неравные части: самая большая расположилась возле южных ворот, вторая — возле восточных и самая маленькая — напротив западной городской стены. Сунулись было и к морским воротам, но полоса между кромкой моря и городской стеной была шириной всего метров двести. Я не пожалел две стрелы, завалил две лошади, после чего мавретанцы удрали на безопасное расстояние напротив восточной стены, передумав соваться на берег. Конный воин равен полутора-двум пехотинцам, но спешенный не тянет и на половину пехотинца, поэтому лошадей берегут даже больше, чем себя.

Я перешел к южным воротам, где на верхней площадке фронтальной башни стоял Фест Икций и смотрел на врагов, которые с веселыми криками располагались на ночь метрах в трестах от крепостных стен. Они где-то раздобыли баранов и принялись их свежевать и запекать на кострах. Часть воинов отгоняло лошадей на горные пастбища. Это не кочевники, которые не расстаются с конем ни днем, ни ночью. Лицо центуриона выражало умиротворение и спокойствие. Такое бывает только у старых вояк, уставших бояться смерти.