— Чтобы ты молчал, — холодно и отрывисто проговорили в трубке. Время шутливого тона кончилось. Пришла пора серьезного разговора. И все-таки смешно все это, Вадим кисло усмехнулся, как в дешевом кино… Смешно, если бы не было так страшно. Надо будет узнать, действительно ли в четырнадцатом отделении есть заявление таксиста.
— Я и так молчу, — безучастно сказал Вадим. — Причем давно.
— Мне надо, чтобы ты не сорвался, пока все не утихнет.
— А мне надо, чтобы ты сдох, — вяло заметил Вадим.
— Ну это мы еще поглядим, кто раньше, — Данин впервые уловил в голосе нотки раздражения. — И еще. Не проколись на фотографиях.
Вадим крепко сдавил трубку. «Можейкин», — пронеслось в мозгу.
— Каких фотографиях? — удивление получилось почти естественным.
— Те, что милиция предъявлять будет.
«Точно, Можейкин. Но почему?»
— Разберемся, — вслух сказал Вадим.
— Ну-ну. Теперь совет. Выкинь сумку. Не держи дома. Мало ли что, вдруг с обыском прикатят. Найдут — не отмоешься.
— С чего это мы такие добренькие?
— Ты еще понадобишься.
— И поэтому ты меня охраняешь с помощью одного толстого идиота. Убери его, а то я разобью ему его тупую рожу.
В трубке хмыкнули:
— Разберемся… А лучше уезжай. Увольняйся и уезжай.
И вслед писклявые гудки.
Вадим задумчиво потер трубкой лоб и только потом осторожно опустил ее на рычажки. Что-то не складывается во всей этой ситуации с изнасилованием, с Лео… Не логично как-то выходит. Получается так, что Можейкин с ними заодно. Но это же нелепо. Муж заодно с насильниками своей жены. Или Вадим ошибается в своих предположениях, и «Фантомаса» предупредил о фотографиях, об опознании кто-то другой. Но не сам же Уваров? А впрочем, мало ли людей в отделении трется, — как-то где-то случайно… Но почему тогда Можейкин и сама Можейкина приходили в квартиру Лео?.. Постойте, постойте, значит, они все друг друга знают. Можейкины, Лео, его отец… Его отец… Как он смотрел на меня, словно знал, кто я, словно на всю жизнь хотел меня запомнить. Та-а-ак. Понятно. Понятно, что ничего не понятно.
Вадим хлопнул себя по коленям, поднялся. Хватит думать об этом Все. Забыли. Так и рехнуться можно. Пусть сами разбираются Хватит! Господи, как ноет сердце. И как все скверно, скверно, скверно…
Не дал ему неспокойный аппаратик и шагу от себя ступить. Опять позвал, и опять не звонками, а всхрапами простуженными. Так и на работу опоздать можно. Сорокин не простит.
— Доигрались! — Голос у Уварова был возбужденный и злой. — Я предупреждал.
— Что еще? — И Вадим снова плюхнулся на диван.
— Исчезла Можейкина. Муж заявил. Только что ушел от меня. Утром в субботу пошла прогуляться, в тапочках и сарафанчике, и с тех пор как в воду…
— Боже… Но так ведь сам Можейкин… — Вадим прикусил губу.
— Что сам Можейкин?
— Нет, ничего.
— Что Можейкин? — рявкнул Уваров. — Договаривайте!
— Он… Он должен знать, что она немного того… — Вадим с трудом выискивал слова, а про себя ругался на чем свет стоит. — И нельзя было отпускать ее одну.
— Эх, вы, — в сердцах бросил Уваров, и Вадим машинально представил, как тот безнадежно махнул рукой. — Я-то, наивный, думал, что вы решитесь.
— На что? — невинно спросил Данин.
— Вы же знаете что-то, может быть, даже главное, основное. Я же с самого начала видел, что знаете. Я же говорил вам: подумайте, подумайте. Зло должно быть наказано, иначе оно породит новое зло, иначе мы утонем в нем. Да что вам повторять банальные истины, сами все прекрасно понимаете, не недоумок же вы в конце концов?
— Не знаю, о чем вы? — упрямо сказал Вадим.
Уваров замолчал. Вадим слышал, как тот чиркнул спичкой, затянулся:
— Ну да ладно, вы сами себе судья, Вадим Андреевич, я думаю, гораздо более беспощадный, чем тот, что в суде народном. До свидания.
— Погодите, — спешно остановил его Вадим. — Погодите… Выяснили что-нибудь новое о насильниках, если не секрет, конечно?
— Ищем Спорыхина, — без особого энтузиазма ответил Уваров. — Его нет в городе. Но найдем, найдем, если он еще жив.
Вадим неожиданно поперхнулся на вздохе.
— Это что, так серьезно? — тихо спросил он.
— Серьезно, — жестко сказал Уваров. — Вы что, еще не поняли? Вы что думаете, и Можейкина просто заблудилась?
— Да что вы меня все пугаете, — Данин попробовал беспечно рассмеяться, будто ему рассказали забавный анекдот. — Или у вас метод такой?
— Извините, я спешу, — сказал Уваров. — До свидания.
И повесил трубку.
Преувеличивает Уваров, успокаивая себя, подумал Вадим, не может смириться, что так и не вытянул ничего из него, и вот теперь хитрит: то таинственный вид напускает, то повышает голос, якобы горячась, якобы болея всей душой за дело и вынуждая Вадима тем самым заразиться его стремлением к справедливости и рассказать ему в импульсивном порыве все, что знает. Ишь ты, «Если Спорыхин жив»… «Можейкина пропала не просто так…». Болтун! Вадим, вздохнув, поднялся, взглянул на часы, ужаснулся, увидев, что уже начало одиннадцатого, торопливо направился к двери, сорвал куртку с вешалки, суетливо погремел замками и вышел.