Передаю цель...

— Мы ведем борьбу с басмачами в тревожное время. Классовая борьба разгорается не только у нас, в Средней Азии, но и во всем мире. Если здесь все еще пытаются действовать недобитые контрреволюционеры, байско-ханское охвостье, то на западе поднимает голову молодое, но уже требующее крови и жизненного пространства — самое уродливое детище империализма — фашизм. В Германии льется кровь. Тюрьмы забиты коммунистами. Наши немецкие товарищи по классу ведут неравную борьбу против ставленников мирового капитала. Поэтому, товарищи, я предлагаю, взяв на себя самые высокие обязательства ударников соцсоревнования и назвать наш отряд — отрядом имени Германского пролетариата.

После того как единогласно было принято это предложение, выступал секретарь партбюро полка Быба, другие командиры и бойцы. Потом слово взял врач полка Хорст.

Масленников знал слабость врача к художественной литературе. Очень может быть, что Хорст втайне мечтал стать журналистом или даже писателем. Во всяком случае его увлечение «писаниной» делу не мешало, а иногда и по-настоящему помогало. Брался он за все: изучал и записывал историю края, работал над летописью полка, с такой же охотой участвовал в устной сатирической газете. Бойцы уже хорошо знали его. Едва Хорст взял слово, тут же наступала полная тишина.

— Сегодня я выступаю «от имени и по поручению», — сказал Хорст. — К нам в редакцию устной газеты поступило письмо. Вместо подписи по неграмотности приложено копыто. Написано: «Мы так же знаем ваши клички, как и вы наши. Зовут вас Богачук, Криулин, Черевко. Если вы учите нас ходить под седлом и выполнять всякие команды, то почему не научите своих солдат Голобородько и Полехина не набивать на наших спинах шишки. Нет у них даже конской совести. С конприветом Гнедко, Годовой…» А вот еще письмо, подождав, пока прекратится смех, стихнут реплики, продолжал Хорст: «Убитая горем граната извещает родных и знакомых, что ее потерял хозяин и сам потерялся, стыдится признаться. Просим найти хозяина и сообщить в редакцию».

Хорст читал еще объявления устной газеты о том, как радист Осипов улетел в эфир, а винтовку забыл на грешной земле в поселке Полторацком. Пришлось старшине брать эту винтовку, а бойцу-радисту сделать внушение: «Нельзя, товарищ Осипов, менять на полеты в эфир боевую технику, из которой ты должен уничтожать классового врага!..»

Слушая выступления командира и бойцов, врача отряда Хорста, Масленников думал об одном: как обеспечить отряд водой перед боем. И едва ли он думал о том, что не пройдет и десяти лет, как ему придется возглавить не полк и не бригаду, а дивизию, армию, фронт и насмерть биться в сражениях огромного масштаба с тем самым германским фашизмом, о котором говорил сейчас на митинге в пустыне помполит Масько. Все его мысли были направлены на одно, такое незаметное в обычной повседневности и такое необходимое для самой жизни вещество, как вода.

После митинга, так и не дождавшись караванов, выехали в направлении колодца Бал-Кую. Положение резко изменилось: Классовский напал на след банды, а это значило, каждый час может начаться бой, и еще это означало, что проблема обеспечения водой с каждым часом становилась все катастрофичнее.

ЖАЖДА

Из отверстия колодца с таким обнадеживающим названием, как «медовый», подозрительно несло зловонием, доносилось приглушенное покашливание спустившегося туда старшины проводников Кабула. Дернув за веревку, он дал сигнал поднимать его наверх, хотя спустился всего на какой-то десяток метров, и очередной погонщик, как бойцы в шутку называли верблюдовожатых — «верблюжий шофер», погнал «тягло» от колодца.

Сначала в черной дыре, над которой кто-то еще в давние времена положил на козлах толстый ствол саксаула, показалась тюбетейка, ловко сидевшая на вытянутой вверх седой голове Кабула (папаху-тельпек Кабул предусмотрительно снял перед тем, как спускаться в колодец), затем и сам знаменитый проводник, «король песков».

Стоявшие поблизости красноармейцы бросились, чтобы помочь старику выбраться на поверхность (Бы- ба удерживал другой конец веревки, подстраховывал его), но проводник с неподдельным ужасом замахал руками, давая понять, чтобы все отошли подальше. Тик совсем перекосил его лицо.

С помощью переводчика Масленников понял: проводник боится, что старый колодец, который несколько лет никто не ремонтировал, обвалится и похоронит его на сорокаметровой глубине вместе с кизиласкерами.

— Отойдите от колодца, — скомандовал Масленников, и сам помог Кабулу встать на ноги.

Тот отряхнулся и безучастно сказал:

— Су ек.

Всем и без переводчика было ясно, что «воды нет». «Екто ек, — передразнил Кабула Быба, — а почему ты не полез до самого дна? Чуть опустился, и давай веревку дергать, чтоб тащили наверх?» — «Воздух плохой, можно задохнуться. Если ты такой смелый, сам полезай», — ответил Кабул.