Передайте в «Центр»

— Да-а… — протянул назидательно Дзукаев. — Совсем хорошо, когда человек много знает… — И сменил тему: — Задержанного видел, Сандро? Настоящий бык… бугай. Наверно, уголовник какой-нибудь, по твоей части…

— Думаю, что не уголовник, — возразил Саша.

— Почему так думаешь? — поинтересовался майор. — А я татуировку его видел.

— Он подошел к концу обыска, когда этот тип уже одевался, — заметил Дубинский.

— Ну и что татуировка? — майор рукой остановил Виктора. — Давай, Сандро, что она тебе показала?

— Да ничего особенного, — Рогов пожал плечами. — Я его спросил: “Где вышивался?” А он смотрит, как баран на новые ворота, и молчит. Значения этого слова, видно, не знает. А “вышивка”, между прочим, бывает разная и может много рассказать. Где сидел, например, за что и так далее. У “мокрушников” — убийц я видел на внутренней стороне локтя такую татуировку: цветок — лилия там или роза, проткнутая кинжалом. Или еще уголовная “вышивка” — это когда на пальцах четыре буквы: “слон”. Расшифровывается просто: смерть легавым от ножа. Бывает еще у тех, кто срок имел, на плече такая картинка: черт с мешком, а на мешке заплатка в виде решетки. Это значит: было счастье, да черти унесли. Много есть всякого. А вот у нашего бугая простая наколка: “Не забуду мать родную”. Это — детдомовская. Поэтому, думаю, не уголовник он. В том смысле, что не сидел… И еще одно соображение. У воров тоже есть своя, прямо скажем, своеобразная этика. Они, к примеру, не могут менять специфики своей “работы” без разрешения “схода”. Я уже говорил, что у них есть свои “авторитеты”, — воры “в законе”. Так вот, с началом войны многие эти “авторитеты” заявили, что сейчас воровать — подлость, и даже в армию ушли. Осталась, как они говорят, “шобла”, мелочь. Мелочовкой же этот бугай заниматься вряд ли будет. Хотя всякое случалось. Тут другое, он может быть завязан на немцах. В полиции, в карательных органах. Там такой зверюга вполне пригоден. И свидетели по этой части наверняка найдутся. Стоит поискать. А искать его связи среди уголовников, считаю, просто трата времени. “Вышивка”-то примитив. — Саша щелчком выбросил в окно замысловато изогнутый окурок.

— Видали? — Дзукаев поднял кверху указательный па­лец. — Большая наука. Совсем замечательно с ученым человеком де­ло иметь.

Все рассмеялись.

— Слушай, тамада наш родненький, ты ж на сторону не от­вле­кайся! Такую удачу зараз отметить надо! — Бурко округлил рот и залихватски защелкал себя пальцем по кадыку, издавая зву­ки наполняемого стакана.

— Вах, Вася, у тебя один сплошной праздник в душе! Та­кой похожий звук показал. Ладно, джигиты, праздник от нас не уй­дет. А пока давайте вернемся к делу. С тебя и начнем, Сандро, — Дзукаев повернулся к Рогову. — Докладывай

Рогов вынул из своей полевой сумки несколько мелко ис­пи­санных листков бумаги.

— Раненого нашел, товарищ майор, — начал он. — В очень тяжелом состоянии. Много крови потерял. Вот, читаю: “Сми­ренко Иван Трофимович, восемьдесят седьмого года, бес­пар­тийный, местный”, — далее адрес, это его разрушенного до­ма… — одинокий, дочь с двумя детьми в эвакуации, работал в же­лезнодорожных мастерских. Слеса­рем. Не мог дождаться, ког­да фашист уйдет. Думал найти хоть что-то из домашнего скарба, об­менять на еду, жить-то надо. Никого не видел. Ногой, говорит, от­бросил камень — и взрыв. Как в госпитале оказался, может только догадываться. Дай бог, чтоб повезло, обе ноги ам­пу­ти­ро­ва­ны до колен, осколочные ранения рук и груди. Собственных ча­сов не имеет, но, по его мнению, взрыв был где-то около полуд­ня. Подвал был у Смиренко под ногами, но он и не пред­по­ла­гал, что там все цело да еще кто-то мог бы прятаться.

Рогов перевернул лист, отложил в сторону.

— Пошли дальше. Младший лейтенант медицинской службы Зыкова Татьяна Григорьевна, моя землячка, москвичка… Вот бы с ней после войны встретиться, — вздохнул неожиданно Саша. — Вся биография и характер на лице. Умница, прелесть девушка. Она на месте первую помощь оказывала, жгуты там, перевязка. Запомнила двоих саперов, назвала своих санитаров — Ниязова и Стишкина, и был еще один неизвестный. Первые четверо ничего существенного не добавили, товарищ майор Посторонних не видели. Протоколы — тут, — Рогов слегка прихлопнул по листам бумаги и взял самый нижний из них. — Теперь неизвестный. С этим пришлось потрудиться. В смысле — побегать. Итак, — он оглядел всех и стал скороговоркой читать: — “Червинский Илья Станиславович, шестьдесят три года, беспартийный, в прошлом — управляющий городской аптекой, в недавнем прошлом — врач в партизанском отряде “За Родину!”, командиром которого был Антон Ильич Елецкий, или просто товарищ Антон…”

“Антон, — отметил про себя Дзукаев, — знакомое имя… А-а, это бабушка Савелова упоминала о нем. Партизанский командир… Вот откуда знаю”.