Читаем Перед грозой полностью

– Не раньше пока справка будет у меня на руках…

–Отлично! Герхард…

– Да, герр комендант! Справка готова?

– Секунду…

Через минут пять адъютант занес в кабинет широкий лист бумаги, щедро украшенной гербовыми печатями Третьего Рейха. Все, что там было, было написано по-немецки, извещая о том, что Василь Полухин является государственным преступником и подлежит немедленному уничтожению на всей территории, где существует немецкая власть. Василий, не знавший ни слова по-немецки, разобрал свою фамилию, написанную аккуратным гимназическим почерком Герхарда, и удовлетворенно кивнул, в полной уверенности, что видит перед собой самую настоящую справку для выезда за границу.

– Можете быть свободны, Герхард!– повелительно кивнул Бааде, улыбаясь. Его очень развеселило коварство адъютанта. Плохо было только то, что после получения нужной информации комендант не планировал выпускать бургомистра из кабинета, иначе получилась бы отличная шутка, когда с этой справкой Полухин попытался бы сесть в поезд.– Теперь вы довольны?

Василь кивнул, пряча драгоценный документ сначала в грязный носовой платок, а потом куда-то за пазуху.

– Теперь доволен…

– Говорите скорей, у меня очень мало времени!

– Помните, первую акцию на железной дороги на моем участке?– уточнил Василий.

– Как же мне ее не помнить…Прекрасно помню!– именно после этого случая он повесил на центральной площади абсолютно невиновную учительницу начальных классов в назидание другим. С тех пор партизаны затихли ровно на полгода.

– Я тогда прибыл на место и нашел на земле, где дожидались диверсанты состава пуговицу, которая показалась мне знакомой…

– И?– жадно наклонился к нему Бааде.

– Эта пуговица была от зипуна моего соседа – отца моего кума Петьки Подерягина – он сейчас у красных служит.

– Вот, это уже интересно…Подерягин…Подерягин…– задумчиво постучал по столешнице тонкими пальцами Бааде.– Я читал его дело в сохранившихся архивах НКВД. Их не успели сжечь толком. Он белый офицер, дворянин, кулак…Его местная контрразведка часто тягала на допросы по поводу его происхождения. Чудом не попал в лагерь. Кремень мужик…

– Вот-вот! А когда я утром принес пуговицу, он меня спросил, почему я сразу его не сдал.. Чем подтвердил свое участие в операции,– подхватил Василий. Долгожданная справка грела сердце. Хмель вылетел из головы, оставляя в ней только чувство какой-то непередаваемой эйфории.

– Очень интересно…– пробормотал комендант.– Это очень важная информация Василий…Очень важная! Кстати, а почему я об этом узнал только сейчас?– невзначай спросил он у бургомистра, осторожно, чтобы не видел информатор, доставая пистолет из кобуры.

– Кум ведь…– виновато потупился Полухин. Хотя на самом деле все его мысли были в тот момент об Акулине! Если бы она только согласилась! Если бы сбежала с ним в Германию…Он никогда бы не совершил то, что совершил сейчас. Низость! Предательство!

– Да-да…– пробормотал Бааде, взводя курок и упирая холодный твердый ствол в затылок Полухину.– Я слышал, что в вашей варварской стране кланы родственные очень сильны…

– Герр…Господин комендант!– от прикосновения холодного металла Василий вздрогнул, дернулся в сторону, но понял тут же, что именно уперлось ему в затылок и замер.– Я же все рассказал?! Клянусь, это все, что я знаю!

– Я в этом уверен, Василий, но знаете, вот какой момент, предавший раз сможет предать и в следующий раз, и еще, и еще, и еще… Германии предатели не нужны. Той Великой Германии, которой я служу.

– Но…– последней мыслью Полухина была мысль о том, какой же он все-таки дурак. А потом мир потух, словно выключили свет и наступила тишина.

– Герхард!– засовывая обратно пистолет в кобуру, закричал комендант.

В кабинет заглянул адъютант. Заметил распластанное тело Полухина на полу с дыркой в затылке и рассмеялся.

– Я думал, что вы его все-таки отпустите, герр комендант!

– Идея с такого рода письмом была отличная! Она меня ни на шутку повеселила, мой дорогой! Немедленно организуй мне группу для захвата одного из партизанских главарей. Я лично хочу посмотреть этому человеку в глаза…

– Яволь, герр комендант!

– И приберись тут..– он брезгливо пнул безвольно лежащую на полу руку бургомистра.– Ненавижу, когда грязно!

<p>23</p>

«Расстрел»

Январь 1943

С улицы раздался непонятный шум, когда Подерягины ужинали консервами из сухпайка Ганса, который им вот уже три дня торжественно им вручал по банки тушенки. Акулина варила с нее суп, который с большим желанием наворачивали ребятня, да и дед Федька иногда просил добавки, хотя не принимал того, что их угощает враг.

После акции партизан Подерягин ходил весь день задумчивым и злым. Сорвал злость на Николае, обозвав его бездельником, отругал Шурочку за разбросанные куклы по хате, и только заступничество Акулины спасло детей от того, чтобы не быть отпоротыми. Заметно было, что Подерягин – старший волнуется, нервничает и уже жалеет, что не согласился на предложение Говорова и не пошел вместе с остальными. Ведь нет ничего хуже, чем просто сидеть и ждать результата.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза