Перед грозой

Габриэль останавливается, отступает на несколько шагов назад, окидывает взглядом гору, раздумывает и, опустив глаза, идет сначала в одну сторону, потом в другую, внезапно возвращается, снова устремляется вперед; порыв ветра доносит до него окончания псалма на «шь». (Ты умрешь. Ты умрешь.)Вот послышался удар большого колокола. (Как безобразно он звучит. Если бы некий умерший муж услыхал, как его жена разговаривает с другим мужчиной, ее голос, верно, звучал бы для него так же ужасно… Какая дикая мысль! Как мне это пришло в голову? Да, да, если бы другой мужчина упомянул о самом сокровенном с той, которую он, муж, взял в жены невинной девушкой… —И тут Габриэль вспомнил: говорят, приезжая — вдовушка.)Габриэль ускоряет шаг, пока не теряет из виду гору и селение, пока не перестает слышать псалмопение, колокольный звон, голоса, но ему не под силу расстаться с навязчивыми мыслями. (Я уже вроде Луиса Гонсаги; говорят, это она его с ума свела, но ведь это неправда, он и раньше был не в себе, — почему у меня отняли колокольню? — я не подумал о причине; не слышал ли кто-нибудь, что мне сказала эта женщина, — подальше от женщин! — руководить оркестром? — смешно, чего только в голову не придет людям — когда вы оставите меня в покое? — во всяком случае, в Иосафатовой Долине — а если мне предложат играть на трубе? — Да, я думаю, что она меня узнает и подойдет ко мне, но ведь муж не спускал с нее глаз, — а кто был ее муж? От чего он умер? С ума сойду — лучше сто раз перекреститься, может, исчезнут все эти видения — святым крестом — будет лучше не возвращаться в селение — от врагов наших — но отсюда куда уйдешь — избавь нас, господь, от нее — спаси тебя, боже — Викторией ее зовут — Ave Maria полная благодати, если станет она и далее меня опутывать, лучше уж не молиться — из всех женщин — лучше не буду молиться — плод твоего чрева, Ave Maria — посмотрим, быть может, сейчас — Ты умрешь. Ты умрешь, она так же — с меня ничего не возьмешь, Виктория — Ибо в день святого креста — неужели не увижу ее?..)Трижды перекрестившись, прервал он свое моление, растянулся у скал. И вскоре заснул.

4

Той ночью, со второго на третье мая — Dies irae, dies illa — дон Дионисио — Quantus tremor est futurus — был во власти тяжелого сна — Quidquid latet арparebit — ему снилось, что он прожил многие годы, пережил много ужасного — Ingemisco, tanquam reus — или понял, что в нем уже иссякают жизненные силы — Mors stupebit et natura — проснувшись на заре, он почувствовал себя совсем старым — Culpa rubet vultus meus — печальным — Cor contritum quasi cinis — и беспомощным — Iudicanti responsura — почти трупом — Per sepulchra regionum — он не узнавал сам себя! Как воскресший из мертвых.

      Lacrimosa dies ilia,
Qua resnrget ex favilla,
Iudicandus homo reus.

Проснувшись, он сразу же ощутил чудовищную подавленность, ужасную, хотя и неясную тревогу, страстное желание молиться, взывать:

      Rex tremendae majestatis,
Qui salvandos salvas gratis,
Salva me, fons pietatis.

Болезненные, будто вывихнутые на дыбе, всплывали воспоминания сна, а в ушах продолжало звучать:

      Tuba mirum spargens sonum
Per sepulchra regionum,
Coget omnes ante thronum.

Обрывки сонных видений объединялись, мало-помалу оживая: