Перед грозой

— …и спор все ожесточался, поскольку Паскуалю Корнехо, сынку покойного дона Селестино, ударило в голову выпитое вино и гордость в нем взыграла, а этот Паскуаль был парень бедовый и горячий — он воевал в войсках генерала Маркеса [74]и бахвалился, что самолично расстрелял каких-то бродяг, — говорят, это были лекари, в селении Такубайя, а когда победил Хуарес, то он скрывался на ранчо, и никто его не нашел, пока не началось правление дона Себастиана [75], — так вот этот Паскуаль, возбужденный вином и гордыней, потерял терпение и с пистолетом в руке направился в церковь, чтобы припугнуть сеньора священника; а им в ту пору был очень славный старикашечка, сеньор священник Роблес, Хосе Асунсьон Роблес, которого еще после сделали каноником и потом он умер в Гуадалахаре; этот сеньор священник дал мне первое причастие, я его хорошо помню, он был говорун, посещал всех в селении, и когда выпал ему случаи посетить святую землю, он оттуда привез множество реликвий и все роздал прихожанам; мне достались четки, которыми прикасались к святым местам, не помню, где и когда я их потерял, — так вот этот Паскуаль со своими замашками вояки, взяв пистолет, направился в церковь, но сеньор священник Роблес оказался не робкого десятка, да еще собрался народ, наглеца попытались обезоружить, и чуть было не случилось тут убийства, но все же священник настоял на своем. Мессу служить не стали, и этим Корнехо пришлось продлить бдение возле покойного еще на одну ночь, а поскольку мер предохранительных они не приняли, то труп стал разлагаться, и было такое зловоние, что его никто не мог вынести, и вторая ночь бдения, — а я там находился, — была сплошной ужас, даже родственники не знали, куда деваться, а потом гроб несли пеоны, они завязали себе рты и носы тряпками, вымоченными в спирте, и церковь настолько пропиталась зловонием, что ее пришлось дезинфицировать, — вот если бы перед тем, как заколотить гроб, бросили бы в него извести да формалина…

(Дон Тимотео испытывает чувство стыда, и всегда будет испытывать это чувство, — почему именно в эти минуты он вспомнил жену в первую брачную ночь и в день, когда она родила Дамиана, именно в эти минуты, во время одевания покойницы, и после, когда она лежала на одре и он подхватил ее за бедра, укладывая в гроб?)

— …сеньор священник Роблес из тех, кто не верит, что мертвые являются нам, если оставляют неоплаченные счета или зарытые клады или если их не отпевают в церкви, однако я знавал множество людей, неспособных врать, и они уверяли, что с ними говорили покойники: мне сказали об этом дети, которые этих покойников не знали, но описывали их точно, и мужчины, которых от страха пробирала дрожь, и женщины, которые при виде призраков падали в обморок; по правде говоря, я сам никогда не видывал призраков, а живал и в таких домах, где, по слухам, они водились и пугали людей; однажды ночью, припоминаю, живя в том доме, что принадлежал покойному Маргарите Пересу, а он приходился дедом Луису Гонсаге, пришлось мне идти в загон для скота, и увидел я белую тень, которая мне делала знаки, чтобы я, значит, подошел, и вот тут-то задрожали у меня коленки, и не знаю, то ли бежать мне, то ли заклинать ее: «Во имя господа прошу тебя, если ты из мира сего или с того света…» Что за паскудство! — сказал я сам себе, не побегу я, что бы ни случилось, и пусть хоть сердце разорвется на кусочки, заговорю с ней, за каким сокровищем она явилась; подошел поближе, и вдруг взлетела курица, которая на разостланном белье пощипывала себя под крылом, а ведь казалась головой призрака, подзывавшей меня…

(Дон Тимотео, продолжая ходить взад-вперед, шевелит губами, будто читает молитвы, вернее, отдельные фразы из молитв, но, похоже, думает он совсем о другом, далеком от того, что шепчет, повторяя снова и снова…)

— …мало ли чего хотели эти Корнехо, им не следовало думать, что по их желанию будут нарушены законы нашей пресвятой матери церкви, вот и пришлось им подождать денек со своим покойничком…

Дон Тимотео, уже не скрывая своего возмущения, обращается к Лукасу Масиасу.

— Будет лучше, если ты отправишься в церковь, — говорит он ему.

Старик покорно поднимается со своего моста и робко спрашивает:

— А в каком часу похороны, чтобы успеть вернуться?

Во взгляде дона Тимотео сверкают молнии, губы его искажаются в судорожной гримасе, он бормочет:

— Не знаю… зависит от того, когда придет Франсиско.

Однако хорошо, что он услышал повествование Лукаса с косвенными намеками в адрес их семьи, хотя этого Лукаса он с удовольствием стер бы в порошок, — теперь из уст в уста распространится слух: «Поскольку сегодня день воскрешения, то донью Тачу не понесут в церковь для отпевания и придется подождать до послезавтра: однако что может натворить Дамиан при его бешеном нраве, когда ему об этом скажут? Но как ни крути, ничего не получится, придется подождать, не понесешь же на кладбище без отпевания и без заупокойного звона, будто она и не христианка».

Пасха

1