Перчатки Ариадны

Вот она уже рассказывает взахлеб о конкурсе и о том, как ей поначалу было интересно, что это такое, как захотелось даже узнать, а можно ли принять участие. А потом… Потом она поняла – ну, то есть Тата ей заявила, – что это конкурс для способных, одаренных, а у нее, Вики, никакого таланта нет. Совсем никакого. Значит, и конкурс ей «не светит», и одноклассники будут продолжать относиться к ней как к пустому месту.

Слушая Вику, бабушка улыбается и понимающе кивает головой. Когда рассказ подходит к концу, она подмигивает внучке и с хитринкой в голосе спрашивает:

– И ты вот так сразу поверила этой вашей Тате?

– Поверила?

– Ну, она тебе сказала, что ты ничего не умеешь, ни на что не способна, – и ты с ней согласилась.

– Да я же…

– Ох, Викуля, Викуля. А ты знаешь, что нет в мире ни одного человека без таланта и способностей? Особенно если у него наследственность хорошая.

– Наследственность? То есть если у человека были талантливые предки?

– Да! А у тебя – были. Значит, ты именно такой человек! Талантливый и способный.

– Но я же ничего не умею. Вроде бы…

– А вот ты сначала послушай меня. Потом посмотрим, повторишь ли ты свое «ничего не умею».

Бабушка встает и подходит к шкафу. Достав из него огромный семейный фотоальбом, она снова садится в кресло. Вика смотрела его лишь однажды, и тогда она поняла, что ей старые черно-белые фотографии совсем не нравятся. Они такие скучные. И выглядят плохо: потрепанные, потрескавшиеся, с неприятным желтоватым оттенком. К тому же на них, в основном, какие-то незнакомые люди. Ну, кроме бабушки и мамы в молодости, но и они там совсем другие: не такие, как сейчас.

– Знаю, что ты никогда особо не интересовалась прошлым нашей семьи, но сегодня я расскажу тебе одну увлекательную историю. С горьковатым привкусом печали.

Сказав это, бабушка перестает улыбаться и задумчиво теребит потертую, выцветшую обложку фотоальбома.

– Жила-была девочка. Ее звали Мила.

– Мила – это же ты, ба?

– Да, я, но история не обо мне. У Милы была младшая сестра. Не было, казалось, ничего такого, чего она бы не умела. Она прекрасно играла на пианино, пела, танцевала, рисовала.

Все ей удавалось, за что бы она ни взялась. Но, к сожалению, в раннем детстве с ней произошел несчастный случай. Когда загорелась пристройка на даче, она была внутри, и ее не смогли вовремя вызволить оттуда. После пожара у нее на теле и руках остались шрамы. Больше всего пострадали руки. Ожогов она очень стеснялась, поэтому с тех пор всегда носила черные ажурные перчатки – в них она делала все.

Услышав про перчатки и пианино, Вика замирает и даже перестает дышать на несколько секунд. Вопрос вырывается у нее мгновенно – как только она немного приходит в себя:

– А как ее звали, эту девочку, твою сестру?

– Ариадной. Мы, близкие, называли ее Адой.

– И г-г-где она сейчас? – заикаясь от шока, спрашивает Вика.

– Ада умерла в детстве – ей было всего двенадцать лет.

«Как мне сейчас!» – с ужасом думает Вика.

– Из-за ожогов?

– Нет, шрамы были не смертельные. От воспаления легких. Ее не смогли тогда спасти. Не успели.

Вике кажется, что в глазах у бабушки блестят слезы, а голос ее дрожит. У Вики нет братьев и сестер, но она вдруг очень ясно представляет, каково это: потерять близкого человека навсегда и точно знать, что больше никогда с ним не обнимешься, не увидишь его, не поговоришь с ним. Точнее – с ней. От этого Вике становится так горько и тяжело на душе… Немного помолчав, бабушка продолжает рассказ:

– Адой восхищались все. Это было просто удивительно: как в одном человеке могло уживаться столько талантов? При этом Ада совсем не зазнавалась. Она не считала себя какой-то особенной и со всеми общалась на равных. И это вызывало еще большее восхищение: ведь, кроме творческих способностей, у нее были еще и замечательные человеческие качества – доброта, чуткость, честность, трудолюбие. Я тебе не зря начала рассказывать о ней, Викуля. Подойди сюда.

Вика подходит к бабушкиному креслу, и они вместе начинают листать альбом, в котором оказывается совсем мало фотографий Ады. Те немногие, которые Вика видит там, вызывают у нее одновременно восторг и ужас. С одной стороны, девочка на этих снимках очень милая, улыбчивая, легкая и будто порхающая, подобно бабочке, в ее глазах светятся ум и вдохновение. С другой стороны, каждая следующая фотография все больше подтверждает, что Ада невероятно похожа на… Вику. И Вика – на Аду. Хоть они все и черно-белые, но Вика ведь помнит ту Ариадну, с которой она недавно познакомилась в гостиной. Сейчас воспоминание о ней словно придает цвет этим фотографиям, делает их яркими и живыми, и вот Вика видит на них свои собственные изумрудные глаза, медового цвета волосы, тонкие, изящные губы и ямочки на щеках, которых она всегда почему-то стеснялась. Как же страшно узнать вдруг, что ты похожа на мертвую девочку! Страшно и в то же время волнительно, любопытно, интригующе.

– Ты заметила, да, Викуля? Вы же с ней удивительно похожи. Подумай: не значит ли это, что у тебя может быть все то, что было у Ариадны? Кроме внешнего сходства.

– Что ты имеешь в виду, ба?