Пепел в песочнице (СИ)

Максим попытался ухватить его за ногу, но тот вырвался, пробежал шагов десять вдоль поезда и упал срезанный вторым номером со стороны шоссе. В руках у мужика чпокнуло и по вагону шарахнуло так, что слух пропал. Слишком высоко взял — сейчас пристреляется и капут. Мужик присел на колено и шалрил на поясе в поисках следующего заряда. Прищурившись от звонкого свиста в ушах, Максим постарался прицелиться и выстрелил. Куда попал — непонятно. И тут до него дошло — Калашников был не пристрелян.

— Край непуганных идиотов! Столица сраная! — проорал бывший москвич, бросил автомат, быстро вытащил штатный ГШ и, прищурившись, несколько раз быстро нажал на курок. На пятом выстреле мужик покачнулся и упал.

В этот момент раздались пулеметные очереди и рев подъезжающих БТРов. Два БТРа встали вдоль вагонов со стороны шоссе, прикрывая корпусом обороняющегося Максима и лежащего тихо как ветошь профессора, одновременно поливая огнем укрытия атакующих. Остальное не заняло много времени.

* * *

Два десятка трупов, дюжина пленных, с десяток разбежалось. Потом их брали по одному в течение нескольких недель. Ни одного профессионального военного. Большая часть — местные бандиты, плюс десяток московских. Все было заготовлено плохо, поздно и неквалифицированно, — из рук вон. Чиновник, отдавший распоряжение о начале дорожных работ на шоссе раскололся моментально. От кого, сколько, в какой валюте. Курьера взять, увы, не удалось. Курьером оказался один из покойников на трассе — московский бандюган по слухам некогда прикормленный у силовых ведомств. Впрочем, то что где-то тут обитают крысы и раньше было вполне понятно.

Чиновник мялся, не мог сказать, на что собирался потратить полученные деньги, но в итоге и это рассказал. Оказалось, что из Москвы, с эвакуацией, приехала совершенно роскошная девушка, которую, чиновник захотел сделать своей любовницей и собирался поразить ее масштабами подарков. Он прямо зациклился на ней. Когда он все же начал о ней рассказывать, его слегка потряхивало, лицо дергалось, зрачки расширялись. Возникало ощущение, что он сейчас пустит слюну прямо на костюм. Все такой реакцией были заинтригованы, поэтому даму сердца решено было разыскать.

* * *

Максим в этот момент сидел в комендатуре, чтобы получить отметку о прибытии в командировочной карте и следователь затащил его к себе, чтобы Максим расписался в протоколах. Каково же было удивление Максима, когда в кабинет следователя привели Олю. Его теплую, покорную Олю. Привели, усадили.

— Гражданка Ряшинская Ольга Владимировна.

Оля как обычно делала, беззвучно кивнула, даже движением бровей не выдав, что ей в кабинете кто-то знаком.

Далее пошли вопросы о регистрации по месту жительства, карточке беженца, социальном пособии, месте работы. Оля отвечала тихо, почти шепотом, глаза почти не поднимала — только раз посмотрела на Максима, когда следователь стал расспрашивать ее об отношениях со злосчастным чиновником. Скользнула испуганным взглядом — не подумал ли Максим о ней чего плохого? И тут же снова уставилась на свои колени.

Максим и представить себе не мог, что Оля, такая неяркая, может довести человека до такой одержимости как давешнего чинушу, который ради того, чтобы затащить ее в койку, практически уже поплатился головой: по законам военного времени его преступление каралось публичным повешением. И будет он висеть высунув язык, из за Олиных прелестей, до которых он даже не успел добраться. Максим внутренне отстранился и постарался посмотреть на Ольгу более внимательно, так как будто собирался нарисовать ее. Максим любил рисовать. Не великий художник, конечно, но карандашные наброски делал неплохо и часто рисовал городские пейзажи или свою жену. Жену он рисовать любил особенно — Ангела была очень красива прозрачной северной русской красотой, за которую Максим называл ее «мой грозовой ангел». А вот Ольгу не рисовал никогда. То ли времени не было, то ли просто не хотелось. А возможно, что зря — работа могла бы быть интересной.