Пепел в песочнице (СИ)

— Как моя Еленочка умерла, и я решил принять постриг, я имел счастье некоторое время жить на Афоне. Тамошним уставом курение допускается — многие курят. А у нас не запрещается. Не одобряется, конечно. Но при моем служении, смотрят сквозь пальцы. Уж очень мало желающих на мое место. Трудно с вами.

Максим кивнул.

— Трудно.

— На исповедь не ходите, на литургию — только строем, в голове одна двойная бухгалтерия. Всех забот — то спортзал новый освятить, то оружие благословить. К душе допуска нет.

— Как же вы причащаете?

— Ну, а как же не причастить? Как же вас отпустить на бой и без отпущения грехов, без благословения? Мне же потом вас и отпевать приходится. Я и отпускаю. Просто так. Вот и вам сейчас отпущу.

— Правда?

— Правда. Ступай и больше не греши.

Какое-то время они сидели молча. Лев Исаакович курил, пуская клубы ароматного дыма в чернеющее небо. Максим встал.

— Спасибо, батюшка.

Лев Исаакович молча смотрел на крест печальными еврейскими глазами.

— Батюшка! Грешен.

Максим вернулся к священнику и сел рядом, низко опустив голову.

— Батюшка! Перед войной у меня была связь с одной женщиной.

— Связан человек бывает только с женой. А то, что было у тебя, называется блудом.

Максим кивнул.

— У меня был блуд.

— Каешься?

— Каюсь. — сказал Максим и понял — действительно кается. — Каюсь, — повторил он и почувствовал комок в горле. — Каюсь, — повторил он в третий раз и опустил голову еще ниже, чтобы Лев Исаакович не увидел навернувшихся слез — «подумает еще, что я истерик». Затем на затылок Максима мягко опустилась рука, и Лев Исаакович тихо произнес:

— Отпускаются грехи рабу Божьему Максиму. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

Шаркающие шаги священника давно уже стихли, а Максим все еще сидел и плакал, закрыв лицо руками. Страх, который не давал ему покоя последние недели, разжимал свое жестокое кольцо. Сердце медленно освобождалось.

Резко щелкнула рация, и искаженный динамиком голос Ибрагима произнес:

— Перст! Ну, где ты там? Мы уже на стенде подготовки. Давай бегом!

И Максим побежал. Бежалось легко.

* * *

Поскольку в отделении уже был один Максим, и позывной «Макс» закрепился за ним, то Максиму пришлось выдумывать свой позывной, которым члены отряда будут к нему обращаться. Вероятно, Иван Александрович что-то трепнул, потому что за Максимом было решено закрепить позывной «Перст».

Простенько и со вкусом. Поэтому, когда Максим подбежал к стенду, его приветствовали крики:

— Перст, опаздываешь!

— Перст Божий, обшит кожей!

— В первый раз вижу, чтоб палец бегал. Вот, что радиация творит!

И молодой хохот.

Стенд подготовки представлял собой дорожку между рядами столов, по которой шли, сверкая голыми ягодицами, обнаженные спецназовцы.

Максим быстро скинул с себя одежду, запихнул ее в шкафчик, взял в руку поясную сумку с драгоценностями и, шлепая босыми ногами, встал в конец очереди.

— Имя?

— Максим Токарев.

— Неверно.

— То есть — «Перст». Извините.

— Без «то есть» и «извините».

— Перст.

— Принято. Голосовой пароль опознан. Дальше.

Следующий стол.

— Дайте вашу левую руку.

Максим протягивает руку и на пальцы, щелкая, крепятся датчики.

— Вы готовы сделать все, что потребуется, для выполнения задания?

— Да.

— Вы готовы к выполнению задания?

— Д-да.

Легкая заминка.

— Пропускайте этого. Распоряжение Коновальца.

— Дальше!

Еще два шага вперед.

— Повернитесь спиной.

Щелчок. Резкая боль в лопатке.

— Руку. Правую!

Еще два щелчка. Максим потирая красные пятна на руке, шагает к следующему столу. На ложке, что суют под нос, лежат три пилюли.

— Глотайте. Запивайте.

— Спасибо.

— Приятного аппетита. Дальше!

У смуглого парня, идущего впереди через одного, на спине проявилась красная сыпь. Взлетает вверх рука в белом халате.

— Отстранен! Князь, выйдете из шеренги. В госпиталь!

Максим шепчет в затылок впереди идущего.

— Он, что, правда, князь?

— Князь — его позывной. Дали потому, что его мать из грузинской княжеской семьи. Катадзе его фамилия.

— Разговорчики! Дальше.

На следующем столе стопки с бельем: трусы, носки, подштанники, длиннорукавные футболки. На каждой стопке бумажка с именем.

— Одевай, — шепчет в ухо парень спереди.

— Разговорчики! Дальше!

Между столами теперь идут не обнаженные, а обтянутые черным и блестящим, похожие на цирковых акробатов тела.

Следующий стол. Камуфляж и ботинки. Шорох ткани, взыканье молний. В глазах рябит от обилия камуфлированной ткани, специально созданной так, чтобы трудно было смотреть пристально.

— Дальше.

Нет уже шлепанья босых ног. Глухой, упругий стук ботинок. На следующем столе броня: жилеты, шлемы, наколенники, налокотники, перчатки. Щелканье застежек, скрип ремней.

— Дальше!

Максиму помогают одеть сбрую — разгрузочный жилет. Бойцы крепят друг на друге оружие, навешивают гранаты.

— Дальше!

Рюкзаки.

— Дальше!

В углу у двери рядком, прислоненные к стенке стоят парашюты. На пол летят пломбы с заводским клеймом «Проверено».

— Сдать жетоны!