Федору хотелось спросить, что скажет муж, если она поздно вернется. Ему вообще хотелось расспросить об этом человеке, хозяине жизни, с которым пятнадцать лет назад они были соперниками. Хотя какие там соперники – крутой мужик и самоуверенный мальчишка! Не было соперничества, тот увел его девушку играючи, и она, не оглянувшись, не сказав ни слова, ушла с ним. Он думал, навсегда, оказалось, нет. «Вилла… яхта… приемы», – вспомнил он, машинально целуя ее пальцы на своих губах. Его раздирали обида и желание вывернуть ее наизнанку, расспросить – вполне пацанские, как он понимал. Или мужские, что часто одно и то же. Ему пришло в голову, что их близость, его жажда и нетерпение – не что иное, как желание отыграться, а ее покорность – просьба о прощении. Ох уж эти философы! Жизнь намного проще, чем им кажется, и не нужно докапываться до смысла каждого слова, жеста или взгляда. Или поступка. Иногда нужно принять все как данность и оставить как есть. Нужно-то нужно, да кто ж выдержит, если обида, этот монстр с зелеными зенками, скалит зубы, науськивает и подталкивает в спину…
Ния привстала на локтях, прижалась губами к его губам, и он сгреб ее, чувствуя тяжесть и тепло ее тела и сбитое дыхание. «Еще… еще…» Он помнил ее манеру повторять «еще… еще…». Ее шепот, как раскачивающийся маятник, раздирал тело и причинял боль, и тело с готовностью и восторгом повторяло его движения, принимая боль и желая ее…
Они не зажигали света. В комнате было темно. С улицы долетал невнятный шум движения и шарканье шагов. «Мне пора…» Ния легко поднялась. Федор остался лежать. Он понимал, что теперь будет диктовать она, мужняя жена, она будет приходить и уходить, а он будет оставаться. Оставаться и ждать. Раньше они строили планы на будущее, смеялись, болтали о всякой ерунде. Теперь же молчали, не зная, что сказать, не до конца понимая, что произошло и что будет дальше. Не зная, как расценить… Возможно, каждый ожидал движения или сл
– Я напишу тебе, дай адрес! – сказала Ния напоследок.
Негромко хлопнула входная дверь, и то, что было, перешло в разряд свершившегося факта и стремительно ухнуло в прошлое…
Федор, угрюмый, поднялся и, не одеваясь, как был, пошел в кухню сварить кофе, мельком отметил, что мог бы предложить кофе Ние. Отметил без сожаления, как мелкую возможность, которая не случилась. Он ничего ей не предложил… не сообразил. В другой раз. В другой раз? Он хмыкнул и подумал: а будет ли другой раз? Он понимал, что вопрос следует задать по-другому: а хочет ли он, чтобы был другой раз? Он даже не спросил, как она нашла его…
Он вернулся с кружкой кофе, включил свет и остановился перед диваном с разбросанными простынями. И понял с ослепительной ясностью, что хочет, чтобы состоялся их другой раз, третий, четвертый, и… Хочет! Он был голоден. Голод собрался в низу живота, ворочался там, причиняя боль, и он положил на живот руку, пытаясь утихомирить зверя. Он чувствовал мощные голодные пульсы, от которых меркло в глазах, чувствовал ее губы и запах, и его трясло от желания. Он готов был отдать жизнь, подохнуть за то, чтобы пережить еще раз взгляд глаза в глаза, тяжесть ее тела, бег за пределы, пронзительное ожидание взрыва… И взрыв.
Он глотнул кофе, завернулся в простыню, пахнувшую Нией, и упал в кресло перед компьютером; потыкал дрожащими пальцами в клавиши, закрыл глаза. И понял, что готов взять желаемое и готов платить.
Бери, что хочешь, но плати…
Глава 9
Рутина
Где взять мне силы разлюбить, И никогда уж не влюбляться? Объятья наши разлепить, Окаменевшими расстаться. О, как вернуться не успеть, О, как прощенья не увидеть, То нестерпимое стерпеть, Простить и не возненавидеть…
…Он ждал ее на следующий день, и на следующий после следующего, но Ния все не приходила. Они увиделись через две недели; она чувствовала себя виноватой и прятала глаза. Сказала, что муж уехал, и они могут побыть вместе. Утром он получил короткую записку по электронной почте: «Сегодня вечером. Ния».
Могут побыть вместе… Как долго, вертелось у Федора на языке, но он промолчал. Его решение принять обстоятельства, а там будь, что будет, вели в никуда, и он прекрасно это понимал. В их втором свидании была безысходность, так ему показалось. Они снова говорили о каких-то мелочах вроде погоды, надоевшем дожде и бабьем лете, которое должно было вот-вот наступить. Наигранное оживление Нии было неприятно Федору, ему хотелось тряхнуть ее хорошенько и сказать: «Ния, это я! Ты ничего не хочешь мне сказать? Что происходит? Ты с ним или со мной?»
Он не желал принимать ее в качестве тайной возлюбленной, она же молчала, уводя взгляд.
– Я была в парке, – сказала она. – Помнишь, как мы бродили там осенью? Листья на кленах красные и желтые… помнишь?