Пепел ковчега

– Ну и как, попал тот субчик в Думу?

– Да нет. Рисковать не стал. Решил, наверное, дождаться, когда маршал коньки откинет… Только учти, достоверность информации я не гарантирую. Как говорится, за что купил, за то и продал. Пустозвонов в армии ещё больше, чем на базаре… А хочешь, расскажу тебе, как Востроухов жену своего зама дрючил? Во потеха! Тот был жутким ревнивцем и постоянно названивал домой, что называется, для контроля. И вот пока Востроухов над этой дамочкой трудился, она в целях конспирации всё время ворковала по телефону с мужем. И вдруг муж так подозрительно спрашивает: «А кто это возле тебя сопит?» Жена, не будь дурой, отвечает: «Это мне собачку подарили, и я ей сейчас за ушком почёсываю». Короче, пришлось Востроухову спешно натягивать галифе и мчаться на поиски подходящей шавки. Еле-еле успел. Да только собачка, как на беду, оказалась бешеной и назавтра перекусала новых хозяев. А пока супруги проходили курс профилактического лечения, Востроухов к своей пассии охладел.

– Да, славную он прожил житуху, – промолвил Кондаков. – Перед смертью, наверное, было что вспомнить… Кстати, а насчёт его кончины никаких слухов не ходило? Может, помогли ему какие-нибудь доброхоты?

– Исключено, – заверил его Запяткин. – В последнее время здоровье у маршала было никудышное. И сердце отказывало, и почки. В общем, конец был вполне прогнозируемым.

– Говорят, он часы любил? Целую коллекцию дома имел.

– Впервые слышу. А вы его никак в карманных кражах подозреваете? – ухмыльнулся Запяткин.

– Да нет, это я просто так. – Кондаков демонстративно зевнул. – Молва ходила, что Востроухов имел карманные часы, некогда принадлежавшие лично Сталину.

– Ну это уж форменные враки, – возмутился Запяткин. – Он во время войны лейтенантишкой на Волховском фронте служил и, насколько мне известно, ничем особым не отличился. За что ему такая честь?

– Вот и я себе думаю, что это враки, – дабы не вызывать у Запяткина лишних подозрений, согласился Кондаков. – Если у Востроухова была такая уникальная вещь, он бы не удержался от хвастовства.

– Не факт, – возразил Запяткин. – Это он только на публике корчил из себя рубаху-парня. А по большому счёту был очень скрытным человеком. Не знаю, что вы там вынюхиваете, но к сказанному мне добавить больше нечего. Уж прости старого пердуна.

– Всё нормально, – заверил его Кондаков. – Я ведь по этому делу не один работаю. Кто-то добудет один фактик, кто-то другой, вот и сложится реальная картина.

– Боюсь, как бы у вас вместо реальной картины злобный шарж не сложился, – буркнул Запяткин.

– Это уж как повезёт. Иной шарж характеризует человека куда вернее, чем самая достоверная фотография. Главное – не подгонять факты под заранее готовое мнение.

– Да ты в своей ментовке просто философом стал! Видно, свободного времени много… Может, в гости зайдёшь? Кедровой настойкой угощу. Завтра другим человеком себя почувствуешь.

– Спасибо за приглашение, но принять его не могу. Через час начальник ждёт меня с рапортом, – вынужден был соврать Кондаков. – А он запашок за версту чует.

– Ну, как хочешь, – разобиделся Запяткин. – Значит, зря я перед тобой распинался. Мавр сделал своё дело, мавр может уходить…

Когда санитары из клиники «Сосновый бор» забирали Ваню, старательно изображавшего приступ паранойи, Людочка, назвавшаяся его дальней родственницей, подписала договор, обязывающий её в трехдневный срок оплатить все расходы по содержанию и лечению новоявленного психа.

Именно на такой срок и планировалась операция «Байстрюк», однако уже спустя сутки, когда Кондаков и Цимбаларь рыскали неизвестно где, раздался звонок из клиники.

– Забери меня отсюда, – тоном, не терпящим возражений, заявил Ваня. – На фиг такие деньги на ветер пускать! Но за вызов и предварительное обследование придётся заплатить. Возьми с собой тысяч пять.

– У тебя всё в порядке? – осведомилась Людочка, обеспокоенная столь неожиданным звонком.

– Более или менее, – уклончиво ответил Ваня. – Дома поговорим.

Людочка ещё не успела собраться, как о себе дал знать Цимбаларь, что оказалось весьма кстати. Вызвав служебную машину («Мицубиси-Лансер» Цимбаларя уже неделю стоял в полуразобранном состоянии), они покатили в «Сосновый бор».

Дабы не посвящать водителя в служебные тайны, его высадили у ближайшей станции метро.

Цимбаларь, которого в клинике уже знали, причём далеко не с лучшей стороны, остался в машине, а Людочка зашла на проходную, где для неё был заранее приготовлен пропуск.

Ваня в компании рослого санитара сидел на скамеечке неподалеку, болтал ногами и курил сигарету, что позволялось только вольным птицам, покидающим клинику. Завидев Людочку, он послал ей воздушный поцелуй.

В бухгалтерии липовую родственницу ожидал весьма внушительный счёт, на оплату которого едва хватило всех наличных денег. (Цимбаларь, правда, предлагал отделаться фальшивым чеком, завалявшимся у него неизвестно с каких времён, но щепетильная Людочка о подобных аферах и слышать не хотела.)

Внимательно проверив квитанцию и другие бумаги, касавшиеся Ваниной выписки, санитар сказал: