Пепел и снег

С появлением в доме грудного ребёнка на всех домочадцев, будто снежный ком на голову, свалилось множество хлопот. Если прежде в поместье всегда можно было сыскать десяток свободных рук, — то теперь все десять оказались заняты; было бы двадцать рук — и им нашлось бы дело. Так уж водится при младенце. А первенец и любимец родителей Александр Модестович как бы отошёл на второй план (покинул авансцену) и теперь в значительной мере был предоставлен самому себе. Но это не очень печалило его. Он вступил уже в юношеский возраст — в тот возраст, когда отсутствие опеки и сопряжённые с этим отсутствием маленькие свободы доставляют особенное удовольствие. Он гулял где и когда ему вздумается, он якшался со всякими бродягами — чаще это были богомольцы, из тех, что ищут излечения от недугов, посещая святые места, — расспрашивал их о чудодейственных бальзамах, о мощах, о целительных источниках, о врачующих молитвах; он водил дружбу с лекарями и знахарями, учился у них распознавать болезни; бывало, под присмотром захожего цирюльника пускал кому-то кровь. Интерес к врачеванию у него со временем ещё более возрос. По книгам, польским и немецким, он учился находить нужные травы, составлять сборы; используя кое-какие познания в химии, готовил и иные снадобья... У Александра Модестовича в усадебном «пейзажном» парке была сушильня — маленький сарайчик романтического вида, в котором и готовились все целебные зелья; имелись тут и необходимая посуда, и весы с гирьками, и нужные практические книги. Здесь же юный лекарь принимал своих первых больных. Часть из этих людей приходила из любопытства, поглазеть на молодого барина, чудака, проявляющего милосердие к своим крепостным; другая часть приходила из хитрости, лишь сказавшись больными, а на самом деле искали возможности втереться в барскую милость; они охали и ахали, корчились от мнимых болей (вот уж, верно, потешались в душе!), и, едва приняв от лекаря-самоучки какую-нибудь микстуру или пилюлю, тут же «чувствовали» облегчение, «выздоравливали» на глазах, и тем очень радовали лекаря и укрепляли в мысли о великой пользе его деятельности; и только незначительная часть посетителей представляла собой действительно больных: одним нужно было лекарство «от головы» или «от спины», другим — перевязать порезанный палец, кому-то дать полоскание для зубов, кому-то вправить вывих, а кому-то вывести лишай... Модест Антонович, присматриваясь издали, оставался доволен этой игрой и некоторых «игроков» даже одаривал мелкой монетой или куском пирога. Но бывали случаи, он и сам принимал участие в сыновних делах, — когда, к примеру, одного мужика конь ударил копытом в бок, а другой мужик, пьяный, спал под дождём и застудил себе почки...

Однако эта привольная жизнь была слишком хороша, чтобы продолжаться бесконечно... Как-то раз отправился Александр Модестович на болото за травой горицветом (или иначе — кукушкин цвет), за водяной горчицей и за грудовкой — кошачьей травой (валериана). Насобирал он всего сколько нужно, пахучие корни грудовки от толстых стеблей поотрезал, землю болотную с тех корней стряхнул, пошёл к воде. Стал на кочку, принялся корни промывать, отделять подгнившие волокна, ил... Да стоял неловко, нога и соскользнула с кочки, и Александр Модестович упал в болото, в самую трясину. Хорошо, что рядом случилась берёзка, хоть и чахлая и кривая, — Александр Модестович зацепился за неё попавшейся под руку суковатой палкой да так и держался. Выбраться не хватало сил, поскольку крепко держала трясина. От холода застыл, едва не терял сознание; немели руки, деревенели пальцы, от страха небо казалось с овчинку. Часа полтора просидел в воде... А спас Александра Модестовича крестьянин Иван, по прозвищу Черевичник, — молодой мужик, лет двадцати всего, крепостной из Русавьев. Черевичник этот тайком от барина промышлял силками да капканами. По лесу всегда ходил бесшумно, обутый в телячьи черевики, — отсюда и прозвище имел. В тот день как раз наведался в своё ухожье[8]. Взял в силках пару куропаток да несколько рябчиков; шёл довольный берегом болота, когда услышал, что кто-то возится в трясине... Александр Модестович долго отогревался у костра. Черевичник устроил ему стенку из еловых лап, чтобы тепло не терялось, обогревало спину; запарил чай из корней шиповника и подавал его в берестяной кружке, которую тут же и свернул. Молодой барин, отогревшись, очень хвалил чай.