Пепел и пыль

Было еще то, что я оставил в пансионе госпожи Синир. Взвесив все за и против, я, улучив момент, просто рассказал барону о том, что успел по приезде в Терону снять квартиру и кое-что там оставить. Он отнесся с пониманием к моему желанию закрыть этот вопрос, и в один из дней я совершил вояж в пансион. Сказать по правде, меня интересовали, по большому счету, лишь ключ от сейфа в мелатском банке и пакет с трофейными документами. Впрочем, оставлять там свой кошелек, а тем более сумку с оружием, тоже не хотелось. Одежда, новенькая и после примерки ни разу не надеванная, шла тут всего лишь приятным приложением… и прикрытием для всего остального. Госпожа Синир, хоть и успела порыться в моих вещах, самое ценное, скрытое магической защитой, не нашла, а главное – никому не сообщила о слишком долго отсутствующем постояльце. Ее терпение было вознаграждено – я возместил и ущерб в виде невесть где оставшегося ключа от комнаты и даже не стал вспоминать о том, что съехал до истечения оплаченного срока. Доброе отношение старушки могло мне еще пригодиться.

На обратном пути из пансиона завернул на почту. Один из людей старого барона оставался у кареты, второй последовал за мной, но это меня не пугало – ни адреса, ни имени на конверте он увидеть не мог, как и содержимого. Его отчета отцу я не опасался – ему я мог объяснить, в чем дело.

Пухлая бандероль отправилась на столичный почтамт, до востребования, на имя Сайнела Танорена. Если бы я им вдруг не стал и не смог забрать ее сам, она вернулась бы Шаю Таннеру, в поместье Каменная Роза.

Конечно, нер Линденир очень удивился бы, получив это, но ему я адресовал записку, вложенную в бандероль поверх пакета с документами. Старый полковник не станет заглядывать в пакет – просто сожжет в печи, если я не заберу его лично в течение года.

Снова сев в карету, скомандовал «домой». Домой… Странное ощущение вызвало у меня это слово. Неужели, думал я, у меня наконец-то появится дом? Не временное пристанище?

Увы, тут же вспомнил о том, что неведомые мне светила местной медицины отпустили отцу не больше года, и настроение мое испортилось моментально. Что меня насторожило в услышанном ранее, так это то, что совсем недавно лекари давали отцу намного больше, чем сейчас. Следовало с этим разобраться. Так что, вернувшись, пристроив имущество и оружие, дождался, когда после ужина барон позвал меня к себе в кабинет поговорить о предстоящем завтра визите законника, и помог ему заснуть. И смог заглянуть внутрь его организма.

Конечно, риск был – до сих пор я имел дело (причем по пальцам можно пересчитать эти случаи) с травмами, огнестрельными и колото-резаными ранами, да подопечные мои были гораздо моложе. Перейдя на второе зрение, инфекций и травм не обнаружил, в основном – тусклое свечение изрядно изношенных тканей. Конечно, не сиять же на восьмом десятке. Свою хворь барон поименовал волчьей паутиной. Название, по его словам, пошло от того, что выявили ее лет двести назад у волков, водившихся у границы с Тинарией – внутренности погибших животных были словно оплетены черной паутиной. Барону довелось там служить – видимо, там и заболел. Ему еще повезло, что почти одновременно подхватил банальное воспаление легких и угодил в госпиталь, там оказались толковые лекари и смертельно опасную хворь смогли обнаружить в самом начале – внешние симптомы обычно проявляются, когда лечить уже поздно, и даже маги-целители в девяти случаях из десяти бессильны. Так что он выжил, хоть и пришлось уйти со службы. И много лет лекари неплохо болезнь сдерживали, иначе она сожрала бы его гораздо быстрее.

Разгадка внезапного ухудшения пряталась в сплетении черных нитей – сероватый сгусток, почти сливающийся с окружающими тканями. Сгусток, больше похожий на насос, вкачивавший в паутину какую-то иную отраву, нежели производила сама болезнь. Обычному лекарю не найти. Да и магу-целителю средней руки тоже. Паутина же от такой накачки постепенно мутировала, постепенно превращаясь в оружие, способное убить носителя паутины в нужный момент. То есть должно было казаться, что болезнь просто перестала реагировать на лекарства и нужно увеличивать дозы, что организму тоже не в радость. Это была магия того же порядка, что и та, которая должна была с моей помощью убить императора. Только барон должен подойти к смерти медленно, чтобы никто из окружающих не понял, что это убийство, и заряд здесь послабее, зато и рассчитан на больший срок. Но механизм был схож, и я знал, что делать – и с болезнью, и с «бомбой».

И рано или поздно, но кому-то предстояло очень удивиться.

Убедившись, что ничего не упустил, позволил отцу проснуться – причем у него осталось впечатление, что он задремал всего на несколько минут, а я лишь собирался его разбудить.