Пепел пожал плечами и рассказал, как происходило на самом деле. Все же оказалось, переводчик имелся. Он высовывал лисью мордочку из строя цветастых рубашек импортных парней (почти все или латиносы) и шевелил губами в такт Пепловским словам.
— …Только в одной точке нестыковка, — первым подал голос татарин Ильдар. — Этот шайтан Сигал плетет, что Пепел его оттолкнул от крана, а Пепел стоит на обратном. Кому поверим, братва?
Из зарубежных рядов просочился очкастый тип, выюлил к ногам босса. Как бомжа чуешь за версту, так и в этом типе издали угадывался адвокатишка. Он залопотал на языке, похожем на английский. Забугорный переводчик поспешил отрабатывать зарплату:
— Йе, синьор Лопес говьорить, мистер Сигал его сьобственность и есть большой деньги. Капитал, банк, инвестицион. Андэстенд? Лицьо мистер Сигал есть товарни знак, йе. Тьеперь продать тьолько дьошево, андэстенд ми? Кто дать разница в цена?
— Ни фига себе заява! — воскликнул Михрюта и от избытка чувств, хлопнув по спинке стула, слегка погнул алюминевую трубку.
— Синьор Лопес, йе, влошить в фильми мистер Сигал много мильон долларс. Андэстенд?
— Предъява понятна, — сказал брат-волейболист Штык. — Так и переведи.
— Еще переведи, — добавил другой брат, Пластырь, — что мы верим своему кенту так же железно, как он своему. Потому выходит ничья.
— Может, монетку кинуть на правоту? — пошутил за спиной Шрама Ридикюль.
Пепел молчал, но глаза не прятал. Он свое сказал, теперь говорить должны те, кто старше.
— Йе, синьор Лопес, — не унимался адвокатишка, — не льубить ехать Россия с мистер Сигал. Он взать мистер Сигал по просьба рьюских амиго, йе. Длиа презентэшн, длиа висьоки рейтинг турнир. Синоьор Лопес есть огорчить от плохой дрюшба.
— Сигал сегодня выступает в клетке? — поинтересовался Ильдар.
— Ноу, ноу, — адвокат даже замахал руками.
— Тогда пусть выступит, — внес дельное предложение татарин. — Да хоть бы против Пепла. Весь сбор смахнем на покрытие издержек. Все разойдутся счастливыми.
— Ноу, ноу, — в ужасе заверещал адвокат, едва до него дошел смысл дикого рацпредложения Ильдара.
— Мистер Сигал есть великий ценность, — гордо перевел переводчик объяснение отказа.
Потом адвокат позволил себе криво ухмыльнуться, выпятить хилую грудь и что-то презрительно процедить. Толмач тоже ухмыльнулся и тоже влил в перевод презрение:
— Ви есть одна мафья, друг друг глаз клевать ноу.
— Значит так, — размочалив сигару в пепельнице, поднялся из кресла Шрам. Вышел на середину. — Раз пошли дешевые наезды всяких шестерок, разбор кончаем. Решение будет таким.
Шрам глянул на поехавшую вниз челюсть переводчика и спецом для него обошелся дальше без непереводимой игры слов:
— Никто никому ничего не должен. Форс-мажор. Невеселое стечение грустных обстоятельств. Никакого бизнеса, только личное. Личное дело повздоривших пацанов. Тем более серьезных травм ноу, значит, и проблем ноу. А за моральный облом, он же моральный ущерб, мы Сигалу-мистеру такую ляльку, то есть мисс, отвалим, что клиент забудет обо всем. Если нос нужно подлечить — отведем к лучшим лепилам, то есть к самым головастым профессорам по медицинским запарам. А Пепла нашего мы тут за перебор по-свойски сами накажем.
Монолог добросовестно перевели синьору Лопесу. После чего где-то на полминуты в апартаментах повисло молчание.
А потом впервые заговорил сам синьор Лопес. Заговорил, уставившись на Пепла. У синьора обнаружился давящий взгляд красивых фиалковых глаз и хорошо поставленный дикторский баритон.
— Один гаучо гонял свои коровьи стада. Среди тупых коров он возомнил себя торреро. Он выпросил мулету и шпагу, вышел на арену и его задрал первый же задрипанный бык, — вот о чем говорил синьор Лопес, и это коряво переводил завозной толмач. — Никто тебе не поверит, амиго, что ты победил самого Стивена Сигала, зря надеешься. Зато ты отныне обречен сидеть на своем коровьем поле, шагу с него не ступишь, это я тебе обещаю. Да и зачем тебе куда-то еще, амиго? Только среди коровьих лепешек ты герой. Медяк тебе цена в иных местах. Что скажешь, гаучо?
Если бы Пепел не знал, что такое гаучо, он выхватил бы выкидуху. Но Пепел был осведомлен насчет «гаучо», ведь с разными клиентами доводилось пересекаться за карточным столом, и потому ответил лишь словами:
— Если я гаучо, то ты всего лишь бычара. — Вряд ли, конечно, Лопес схватил потаенную подстилку Пепеловских слов. Впрочем, это были не все слова русского, — Я б тебе, амиго, советовал языком чесать поаккуратнее, не у себя. У нас за бурый базар любой ответить может. Будь он хоть весь в пушках и перьях, будь он хоть король, хоть барон.
— Храбришься, — дослушав перевод, растянул пухлые губы в недобрую улыбку синьор Лопес. — Если б мне было не жаль выбрасывать деньги на ветер, я бы выкупил твою жалкую жизнь с потрохами.
— Ну попробуй, амиго.
Взгляд у смуглого пахана был, конечно, тяжел, но Пепел держал его на все сто.