Пепел Ара-Лима

— Но это же кэтеровские солдаты! — воскликнул Аратей, не понимая, о чем говорит учитель. — Ты же сам говорил, что нет лучшего врага, чем мертвый враг. Они пришли сюда, чтобы убить и меня, и тебя, и других.

— Все это так, мой юный друг и король. Но ты, как законный король, мог приказать оставить жизнь тем, кто бросил оружие. Иногда мне кажется, что в душе твоей слишком много пепла Ара-Лима. И это меня пугает.

Аратей отступил на шаг. Лицо его неожиданно вспыхнуло.

— Я знаю, учитель, ты все еще считаешь меня ребенком. Но это не так. Я перестал быть им в тот момент, когда огонь костра забрал у меня отца и мать. И поэтому я не могу быть жалостливым к врагам своим. Не могу, учитель. Сегодня, здесь, за Зеленое Сердце погибли многие наши друзья. Они отдали сердца свои и за меня. Все они верили, что я когда-нибудь полностью уничтожу Кэтер и его солдат. Поэтому, я буду убивать императорских солдат, даже если все духи ада встанут у меня на пути. Они сожгли моих родителей, сожгли мою страну и ты смеешь обвинять меня в не милосердии? Это несправедливо, учитель.

— Я лишь боюсь, что месть, заполнившая всего тебя, когда-нибудь сожжет и душу твою. Поверь мне, нет ничего страшнее бездушного правителя. Как никто я понимаю боль твою, Аратей. В моей жизни тоже были пепелища. Но я никогда не позволял желанию отомстить полностью завладеть мной. Ты король, и твой разум должен быть чистым и спокойным. Не позволяй мести овладеть собой. Иначе сгоришь. Жителям нужен рассудительный и мудрый король, который способен не только карать, но и миловать. Излишняя жестокость порождает жестокость.

Наследник повернулся к майру Элибру, ища у того поддержки.

— Как поступал мой отец? Ответь, майр. Разве бы он не уничтожил врага вторгшегося на его землю до последнего человека?

Майр поднял меч и прикоснулся пальцами к окровавленному клинку:

— Когда-то, лежа в могиле, слыша, как опускаются мертвые листья на мертвую землю, я мечтал только об одном. Убить как можно больше тех, кто отнял у меня самое ценное. Мою страну, моего хозяина, мою жизнь. Сегодня я славно потрудился. Но странно, мое разрубленное на куски сердце не нашло покоя. Наоборот, оно скорбит по тем, кто идет сейчас по узкой тропе в подземное царство мертвых.

— Ты жалеешь тех, кто убил тебя? — удивился наследник. — Но куда подевалась твоя ненависть?

— Ненависть была к живым. А к мертвым… За что ненавидеть мертвых? Мне их жаль, так же, как и тех, кто хотел, но не смог остаться живым. Опасен враг, который целит в твое сердце, но нет никакого геройства и отваги в том, чтобы убить безоружного и упавшего пред тобой на колени. Ты спросил меня, как бы поступил твой отец, юный король? Сложно сказать. Иногда случалось и нам уничтожать всех, кто поднимал руку на Ара-Лим. Но чаще, король Хесед миловал тех, кто признавал его власть и силу.

— Значит, мой поступок был не королевским?

Элибр усмехнулся и потрепал отчего-то расстроенного Аратея по волосам:

— Любой твой поступок королевский. Хочешь ты этого, или нет. Не стоит винить себя, мой король. Думаю, сегодня был не тот случай, чтобы отпускать врага живым. Мы преподали хороший урок империи. Император Каббар сильно расстроиться, когда узнает о гибели целого легриона. Будем надеяться, что на ближайшие несколько лет империя оставит нас в покое. А потом мы сами напомним о себе. Ты хочешь этого, мой король?

В тишине своих покоев, при свете волшебного огня, освещавшего стол и раскрытую толстую книгу, оплетенную в железный переплет, сидел колдун Самаэль. Руки его спокойно лежали на страницах фолианта, на которых любой житель не разобрал бы ни слова. Это была очень древняя книга, хранившая в себе знания давно ставших прахом крестоносцев. Глаза Самаэля были прикрыты. Колдун просто дремал, устав от дневных дел.

Созданный колдуном свет неторопливо перескочил с книги на седые волосы, сполз на пол, задержался на витом посохе, прислоненном к тяжелому креслу. Внимание его привлекло неожиданно овившееся у окна слабое сияние. Это был не лунный свет, и не отблеск от железа.

Сияние, сначала слабое, закружилось голубыми искрами, образовывая небольшой водоворот.

Волшебный свет только на миг прикоснулся к сиянию, испуганно отпрянул от него и торопливо метнулся к колдуну, заметался на его ладонях.

— Что? — веки Самаэля дернулись. Он вскинул голову, взглянул на затихший огонек в своих руках. Резко обернулся к окну, всматриваясь в пляшущие неясные тени. И, заметив водоворот из искр, торопливо вскинул руку, освещая комнату полным светом.

Водоворот искр, невероятно быстро увеличиваясь в размерах, вдруг рассыпался на миллионы крошечных огоньков. На том месте, где только что кружились огни, стоял прозрачный силуэт человека:

— А ты неплохо устроился, Самаэль, — появившийся гость медленно обвел взглядом покои колдуна. — Уютно, и, должно быть, тепло. А в моих подвалах, хе-хе, мерзко и сыро.