Пепел Ара-Лима.

Зима в Ара-Лиме холодная и снежная. Северные ветры, пробиваясь через Колмское нагорье, обрушивают на застывшую землю дикие ураганы, опрокидывают с небес тонны и тонны снега. Редкий день встречает жителей светом солнца. Да и то, поиграв блестками снега, исчезает в налетевшей метели.

Цеперий Селонот вышел из натопленного барака, вздрогнул от налетевшего порыва ветра, плотней укутался в шерстяное одеяло. Отвернув лицо от колючих снежных зарядов, побрел по протоптанной в глубоком снегу тропинке в сторону сторожевой вышки.

— Будь проклят тот день, когда Императору вздумалось напасть на эту дикую страну.

Селенот не любил зиму. Был он родом из теплой Иминии, где круглый год плодоносит сладкий виноград, а вода в море теплая, словно парное молоко. Но волею судьбы и по желанию верховного Императора Селенот оказался в стране, где зимой с неба падает мокрый снег, а летом солнце палит так, что плавятся доспехи.

Селенот и возглавляемая им цеперия из пятидесяти человек вот уже пять месяцев охраняли пересечение дорог, связывающих несколько местных городов, название которых цеперий не помнил, да и помнить не хотел. Со дня на день его отряд должны были заменить, и Селенот с нетерпением ждал того момента, когда покинет он со своими людьми негостеприимный край. Того жалованья, что заработал цеперий, должно хватить, чтобы купить на родине приличный кусок виноградников. А содержимое потайного мешка, что грелось под тяжелым панцирем, добавило бы к винограднику хорошее имение с сотней другой сильных скотов.

Кое-как взобравшись по занесенной снегом лестнице на верхний уровень стены, цеперий по настилу добрел до сторожевой вышки. Преодолевать еще одну вертикальную лестницу не хотелось и Селенот, высунув из-под одеяла лицо, закричал, преодолевая вой не на шутку разбушевавшегося ветра:

— Эй! На вышке!

На голову цеперия упал приличный сугроб, а в люке показалось синяя физиономия Дориния, солдата из четвертой парнии. По помятому лицу легронера Селенот понял, что тот, вместо того, чтобы нести службу, только что проснулся. Спать на вышке в такую погоду, ну что за мерзость.

— Десять палок после обеда! — рявкнул Селенот. Хоть и понимал он, что в такую пургу никто по дорогам шляться не станет, но сам военные законы выполнял и других заставлял соблюдать положенные правила. Проверял посты как положено, а застав какого солдата спящим, или хуже того, в пьяном виде, наказывал нещадно.

Выругавшись, цеперий скинул одеяло, под которым колючий снег не казался таким уж и колючим, полез на вышку, решив, что неплохо бы согреться, намяв нерадивому солдату бока. Протиснувшись через узкий люк, Селенот вскарабкался на настил:

— Что ж ты, скотский сын, рожу на посту мнешь? — набросился он на испуганного легронера. — Почему факел погас? Чем тревогу поднимать станешь, если враг нападет? Видать, десять палок тебе мало будет.

Солдат утер рукавом мокрый нос, потупился взглядом:

— Господин! Сквозь снег ничего не видно. В трех шагах ничего не видно. Да и какой здесь враг, господин? Мертвая страна вокруг нас, господин.

— Мертвая страна…, — цеперий вдруг вспомнил, как неделю назад лично зарубил последних жителей деревушки, что находилась рядом с постом. Не по своей воле, конечно, мирных жителей убивал. Был на то приказ Императора. — Страна хоть и мертвая, да мало ли что. Слышал небось, что гонец рассказывал? То ли разбойники, то ли мародеры баловать стали.

— По такому снегу ни один мародер не пойдет, — словно оправдываясь за сон, сказал Дариний. Сам же про себя обругал цеперия последним идиотом. Да и то правда, какой сумасшедший в метель снежную мародерствовать или разбойничать выйдет? Вместо того, чтобы на снег пялиться, лучше вздремнуть под завывания ветра.

— Ладно, солдат, — цеперий почувствовал, как незаметно пробирается стужа под рубашку, да под кожаную куртку. Как накаляет нестерпимым холодом железный панцирь. — Десять палок за мной остается. Смотри, я снова приду, проверю.

— Да, господин, — солдат до рукоятки обледенелой дотронулся.

— Факел разожги! — крикнул напоследок Селенот, сползая по лестнице. Следовало бы еще семь вышек проверить, как военным законом положено, но цеперий неожиданно подумал о том, что всего через пару дней ему уже будет совершенно наплевать и на этот пост, и на военный закон, и даже на самого императора. Будет он топать в сторону виноградной страны, к своему, пока что не купленному, имению и к красивым скотыням, которые согреют своими теплыми телами его замерзшее в поганой стране ноги.

Дориний склонился над люком, наблюдая, как уходит цеперий. Поморщился, вспомнив о предстоящем наказании.

— Иди к дьяволу, — прошептал он и плюнул вслед офицеру.

Отстегнув меч, присел в углу. Вытащил из сумки кремень, зажал между ног потухший факел. Можно было спуститься вниз, зайти в казарму и подпалить его, но оставалась опасность того, что встретится еще кто-то из младших командиров. И тогда точно, десятью палками порка не ограничится.