Пепел

Три курицы преспокойно разгуливали внизу на солнышке, кудахтая и поклевывая невидимые зернышки. На балконе зеленый попугай покачивался в высокой круглой клетке из красных прутьев. Желтый отблеск солнца струился, пламенея, на одну из стен и на часть небольшого двора.

Казалось небезопасным переступить порог и выйти на этот деревянный балкон. Солдаты по таким же крутым, истертым каменным ступенькам поднялись выше, на третий этаж. Дойдя до середины лестницы, они услышали на верхней площадке легкий шорох. Остановились.

Кругом царила тишина. Но не успел косой луч света упасть сверху на солдата, шедшего впереди, как грянул выстрел. Солдат застонал и бессильно, как мешок с песком, опустился без слов на ступени. Следующий тотчас же перескочил через него и взбежал наверх. За ним друг за дружкой последовали остальные. Раздался второй выстрел. Вслед за ним почти одновременно – третий. Солдаты увидели кучку вооруженных мужчин. Это были монахи. Пистолеты дымились еще в руках церковнослужителей. Миг один – и три старца, хрипя и хватаясь за ноги солдат, лежали в луже собственной крови. Четвертый и пятый убежали в дверь направо. Одного догнал Цедро. Монах неожиданно обернулся и молниеносно прыгнул к улану. Это был человек в цвете сил, с иссера-бледным лицом и седыми, коротко остриженными волосами. Кинжал со звоном ударился о дуло карабина и синим лучом скользнул вниз. Когда Цедро и монах, оба разъяренные, охваченные воинственным пылом, занеся руку для удара, столкнулись лицом к лицу, Кшиштоф увидел страшные черные глаза монаха, широко раскрытые и остановившиеся от злобы, его белые, как сыр, зубы и раздувшиеся от бешенства ноздри. Размахнувшись, он изо всей силы ударил монаха снизу карабином в живот. Тот перегнулся и медленно повалился назад. Тогда, сам не сознавая, что он делает, Кшиштоф в мгновение ока поднял карабин, быстро повернул его кверху прикладом и ударил штыком стонущего монаха в грудь. Штык пронзил тело насквозь и увяз в полу. Улан с трудом выхватил его и вслед за другими направился в дверь, отряхивая сапоги и штаны, обагренные кровью, которая брызнула во все стороны из раны.

– Бабы! – крикнул разведчик, шедший впереди.

Заглянув в комнату, солдаты увидели человек двадцать женщин разных лет, старых и молодых.

Сбившись толпой в темном углу большого зала, женщины стояли, как бы слившись в сплошную массу. Помертвелыми глазами смотрели они на дверь. Не успели они слово вымолвить, как разведчики рассеяли, разогнали всю кучку их, оглядели каждую женщину при свете, падавшем из окна. Старух и пожилых они прикладами и коленками вытолкали за дверь, в соседнюю комнату. Оставили семерых самых молодых. Среди них Цедро увидел ту, чье лицо мелькало в окне нижнего этажа. Он догадался, что это она бежала перед ним в темноте по лестнице. Это она дала знать монахам.

Цедро прыгнул к ней. Он обхватил ее руками. Сжал в объятиях с железной силой. Никто не мешал ему. В страшном молчании, воцарившемся в темном зале, слышались только стоны, вздохи и плач умирающих. Солдаты заперли обе двери. С неистовой поспешностью они забаррикадировали их столами, табуретами, всем, что попало под руку. На минуту тишину нарушили жалобный шепот, мольбы о пощаде, о милосердии, заклинания и вопли. Все стихло, когда сильные руки Мазуров сдавили нежные шейки арагонок. Слабые, холеные женщины не в силах были сопротивляться, когда ударам кулака их повалили на землю; ноги у них подогнулись. В мгновение ока были сорваны платья…

Цедро стоял перед своей девушкой и смотрел на нее бледный как смерть. Он кидал вокруг молниеносные взгляды, проверяя, все ли товарищи занялись уже своими жертвами. Тогда он снова, уже без тревоги, обратил на нее свой взор. Он увидел те же пылающие глаза, черные и прозрачные, как чистая глубокая вода. Девушке было не больше шестнадцати лет. Стройная, она вся словно светилась в воздушном платье. Остановившимися глазами смотрела она на страшное зрелище, открывшееся ее взору. Увидев, как мечутся, сопротивляясь, сестры ее или родственницы, она была смята, раздавлена. Судорожно ловила она воздух раскрытым ртом. Неясные звуки срывались с нежных губ… Цедро понял, что в голове у нее мутится, что вся она сжалась и теряет рассудок. Она вся затрепетала, забилась, выгнула руки. Скрестив ноги, изо всех сил сжала дрожащие колени. Руками она все водила по воздуху, как птица, умирая, водит коченеющими лапками. И вдруг стала обтягивать платье на бедрах, обтягивать изо всех сил, обтягивать… Казалось, от стыда она готова врасти в стену, провалиться сквозь землю.

Кшиштоф быстро схватил ее за руку и потащил за собой. Она кусала ему руки, а он, как щенка, тащил ее к двери. Ударом ноги юноша распахнул дверь. Переступив порог он захлопнул ее за собой. Там он выпустил руку девушки. Миг один – и юноша стал салонным венским кавалером. Он отвесил девушке скромный и самый изящный из привычных когда-то поклонов и любезным жестом дал понять, что, если на то ее воля, она может уйти куда ей угодно. Он задыхался и с трудом произнес:

– Mademoiselle…