Пепел

Петр проснулся от яркого сверканья и ликующего света. Оконце, покрытое листьями белых папоротников, пышными перьями, блестело алмазами. Слабый поворот головы рождал волну разноцветных вспышек. На белую печь было больно смотреть. На потолке, на темных досках с суками лежали янтарные пятна. И первое же мгновенье наполнило его молодым счастьем, восторженным обожанием — и мысль: «Сегодня мой день рождения. Мне двадцать три. Впереди бесконечная, необъятная жизнь, в которой меня ожидают чудесные свершения, восхитительная любовь, божественное творчество». Легкой порхающей мыслью он обежал свое прошлое, вспоминая дни рождения прошлых лет. Тот, в раннем детстве, когда мама подарила ему самодельный, вырезанный ею из деревяшки наган, упрятанный в клеенчатую кобуру. И тот, недавний, когда они с невестой ездили в Ленинград, гуляли среди белоснежных и желто-медовых колоннад и дворцов, и она подарила ему кусок темно-зеленой яшмы, и он целовал отшлифованный камень и ее теплые нежные пальцы.

С этим пленительными воспоминаниями он лежал под стеганым красным одеялом, пока тетя Поля, гремя сковородкой и нарочито громко стуча башмаками, не позвала:

— Петруха, вставай. Бока пролежишь. Кто рано встает, тому боженька подает.

Он беззвучно рассмеялся. Ему боженька послал в подарок это великолепное утро, алмазные листья на стеклах, этот милый, смеющийся голос тети Поли и необычайное поющее счастье в каждой клеточке, в каждом повороте зрачков.

И как славно было нырнуть из-под одеяла в теплый вязаный свитер! И сунуть ноги в валенки, чтобы не чувствовать дующих из подпола сквознячков. И греметь рукомойником, брызгая себе на лицо ледяную воду. И идти к столу, на котором чернела масленая сковорода с четырьмя яичными желтками, лежащими на белой подкладке. И тронуть по пути черного кота, выгибающего гибко спину. И сидеть, глядя сквозь оконце, как сверкает улица, и в этом сверкании катят сани, и лошадь бодро трясет головой, кидая из ноздрей пышный пар, радуясь солнцу, сверкающим под копытами ледышкам и своему бодрому бегу.

Сегодня ему надлежало отправиться в лес, на дальнюю вырубку, где чуваши-лесорубы завершили работу — вырубили березняк и осинник, очищая место для посадки сосен и елок. Лесник Сашка Одиноков принимал у лесорубов работу, а он, Суздальцев, должен был клеймить сложенные на поляне поленницы, составлять акт приемки.

Оделся, нахлобучил ушанку, кинул за плечи тощий брезентовый мешок, в котором одиноко болталось клеймо. Подхватил в сенях лыжи и вышел в лучистый блеск и мороз.

День, который ему предстояло прожить под этим синим небом и белым солнцем, снег, по которому пробегали молниеносные разноцветные россыпи, красные лыжи, шелестящие среди алмазов, — все это было даром, который преподнес ему невидимый, огромный, присутствующий рядом волшебник, любящий его и хранящий.

Он прошел огородами за село. Перебежал, хлопая лыжами, небольшой заснеженный лужок. Шел вдоль оврага, в котором гремел незамерзающий ручей, с обледенелыми камнями, корнями деревьев, застекленными в блеск, словно над ручьем горели солнечные люстры. Взобрался на пригорок с нежно-зелеными, отливавшими бирюзой осинами. Деревья в рогатых вершинах несли сгустки лазури. Он обогнул елки с высокими красными шишками и вышел в поле. Оно было огромное, ослепительное, с бегущими из края в край метелями, с серебряными, оставленными ветром дорогами, с черневшими запорошенными стогами, с темной сквозь серебро бахромой леса. И это поле, и солнечные метели, и черный из-под снега стебель, на который накатилась красная лыжа, и горячее дыхание, туманящее глаза прозрачным паром, — все это было восхитительным подарком, который он получил в день рождения и за который благодарил невидимого, любимого и могучего дарителя.

Жизнь, которую ему подарили, была наполнена восхитительной тайной. Той, что ему придется отгадывать на всей протяженности от своего появления на свет до той, бесконечно удаленной минуты, когда он исчезнет. И это грядущее исчезновение не пугало, а делало жизнь таинственной и драгоценной, а его, кто станет разгадывать эту тайну, — неповторимым избранником. Он был выбран, один из всех. Наделен бесценной способностью видеть, любить и предчувствовать. Ему угадывалось несказанное Чудо.

Петр бежал по полю, овеваемый сыпучим блеском. Перед ним бежала, извивалась цепочка лисьих следов. Он накатывал на нее красной лыжей, слышал свист отточенного дерева, мягкий хлопок позади. Скользил, наслаждался, гнался за незримым зверем. И ему казалось, что кто-то играет с ним, манит, заставляет кружить по сияющему полю, обещая встречу с великолепным грациозным зверем.