Пентаграмма

Метрдотель с головы до ног изучил человека перед собой. За тридцать лет работы у него выработался своего рода нюх на неприятности, а от этого человека неприятностями разило за версту. Не то чтобы всякая неприятность была во вред — гостям «Театрального кафе» как раз не хватало хорошего скандала, но это должна быть правильная неприятность. Например, когда молодой артист с галереи нараспев заявляет, что он из поколения новых талантов, а хорошее вино можно пить и без многолетней выдержки. Или бывший исполнитель главных ролей из Национального театра провозглашает, что ничего хорошего не может сказать о финансисте за соседним столиком, разве только то, что он гомосексуалист и посему не склонен к размножению. Ну а то, что сейчас лицезрел метрдотель, не обещало скандала. Просто скучная неприятность: неоплаченный счет, храп под столом или потасовка. Сначала он по внешним признакам (грубые черные джинсы, красный нос и бритый череп) принял его за пьяного рабочего сцены, который собрался в родимый погребок. Но когда тот спросил Вилли Барли, возникло подозрение, что это какая-нибудь помойная крыса из журналистского погребка под уличным рестораном с говорящим названием «Толчок». Метрдотель не испытывал никакого уважения к грызунам, которые беспардонно теребят то, что осталось от бедняги Барли после исчезновения его очаровательной супруги.

— Вы уверены, что означенный человек здесь? — спросил метрдотель.

Он открыл книгу заказов, хотя прекрасно знал, что Барли, как обычно, пришел ровно в десять и сел за свой обычный столик на застекленной веранде, откуда была видна Стортингс-гате. Удивительно было то, что приветливый продюсер впервые изменил себе и пришел в четверг. У метрдотеля даже возникли серьезные опасения насчет его психического здоровья.

— Не надо утруждаться, я его вижу, — заявил человек и исчез внутри.

Метрдотель вздохнул и посмотрел на другую сторону улицы. Да, основания опасаться за психику Барли были: поставить летом мюзикл в почтенном Национальном театре. О господи…

Нужного человека Харри узнал по копне волос, но, подойдя ближе, начал сомневаться.

— Барли?

— Харри! — Взгляд просветлел, но тут же снова погас.

Вилли Барли осунулся. Кожа, всего несколько дней назад свежая и загорелая, теперь выглядела мертвой, будто кто-то посыпал ее белой пудрой. Все тело словно съежилось — даже широкие плечи казались уже.

— Не хочешь сельди? — Вилли указал на тарелку перед собой. — Лучшая в Осло. Я всегда ее заказываю. Говорят, хорошо для сердца. Но нужно, чтоб было сердце, а у посетителей этого кафе… — Он махнул рукой, указывая на почти пустой зал.

— Нет, спасибо, — отказался Харри и сел.

— Возьми хотя бы хлебцы. — Вилли подвинул ему корзиночку. — В Норвегии больше нигде не подают настоящий хлеб с цельными фенхелевыми зернами. Как нельзя лучше подходит к сельди.

— Спасибо, не хочу. Разве что кофе.

Вилли подозвал официанта, попросил чашку и повернулся к Харри:

— Как ты меня нашел?

— Был в театре.

— А я ведь просил их говорить, что меня нет в городе. Эти журналисты… — Он показал руками, будто душит кого-то.

Харри не понял: то ли он изобразил, что они его придушили, то ли как он хотел бы расправиться с журналистами.

— Я показал удостоверение и объяснил, что дело срочное, — сказал Харри.

— Хорошо-хорошо.

Появился официант с чашкой. Пока он наливал кофе из кофейника на столе, Вилли неподвижно смотрел на белую скатерть перед Харри. Официант ушел. Харри кашлянул, и Вилли поднял взгляд.

— Если у тебя плохие новости, Харри, давай уж сразу.

Харри отпил из чашки и покачал головой:

— Как там с пьесой?

Вилли бледно улыбнулся:

— Вчера звонили из культурного обозрения «Дагбладе» и спрашивали о том же. Я объяснил, как продвигается работа, а потом журналистка спросила, не повысился ли спрос на билеты, после того как таинственным образом исчезла Лисбет и ее заменила сестра. — Он закатил глаза.

— И что? — полюбопытствовал Харри. — Повысился?

— Спятил? — В голосе Вилли зазвучали нотки ярости и угрозы. — Лето. Люди хотят веселиться, а не плакать над незнакомой им женщиной. Мы потеряли козырную карту. Лисбет Барли — это талант. Такая потеря для проекта — катастрофа! — Несколько человек в зале обернулись на него, но Вилли и не думал говорить тише. — Мы почти не продали билетов. Ну, кроме как на премьеру — те расхватали моментально. Люди жаждут крови. Они чуют скандал. Так что, Харри, мы целиком зависим от суровых критиков. Но именно сейчас меня меньше всего заботит этот чертов мюзикл! — Вилли ударил кулаком по столу, посуда подпрыгнула.

Казалось, ярость сейчас перерастет в бешенство, но вдруг все его раздражение словно рукой сняло. На какое-то мгновение выражение лица стало удивленным, словно Барли не понимал, где он, и тут же он закрыл лицо ладонями. Харри поймал взгляд метрдотеля: тот глядел в их сторону с какой-то надеждой.

— Прошу прощения, — сквозь пальцы пробасил Вилли. — Я не могу… Я не сплю…

Он издал звук — что-то среднее между всхлипом, усмешкой и икотой — и, снова ударив по столу, с горькой усмешкой обратился к Харри:

— Чем я могу помочь, Харри? Вид у тебя неважный.