Пентаграмма

— Ты можешь играть с Улавом и Сестрёнышем, — радостно предложил Олег. — Мам, это очень здорово! Меня Улав научил играть в шашки!

Харри свернул на площадку перед домом и остановился. Мотор глушить не стал. Ракель вручила Олегу ключи от дома и выпустила его из машины. Вдвоем с Харри они посмотрели, как мальчик вихрем промчался по гравиевой дорожке.

— Господи, каким же он стал большим, — сказал Харри.

Ракель положила голову ему на плечо:

— Зайдешь?

— Не сейчас. Нужно кое-что еще сделать по работе. Закончить дела.

Она погладила его по щеке:

— Можешь зайти и попозже. Если захочешь.

— Хм… Ты хорошо подумала, Ракель?

Она вздохнула, закрыла глаза и прислонилась лбом к его шее.

— Нет. И да. Знаешь, это все равно что прыгать из горящего дома. Лучше уж сломать ноги, чем сгореть.

— Пока не упадешь, кажется, что лучше.

Они сидели, молча смотрели друг на друга и слушали неровное тарахтение мотора. Потом Харри легонько взял Ракель за подбородок и поцеловал. Ей показалось, что она теряет равновесие, теряет почву под ногами, теряет рассудок, и он был единственным ее спасением. И еще ей показалось, что она горит и падает одновременно.

Она не знала, сколько длился поцелуй, и, когда он осторожно высвободился из ее объятий, шепнула:

— Я оставлю дверь открытой.

Ей следовало бы знать, что это глупо.

Ей следовало бы знать, что это опасно.

Но она уже устала думать. Она думала все эти недели без него.

Глава 33 Ночь на понедельник. «Благословение Иосифа»

Машин на стоянке перед изолятором было мало. А людей не было вовсе. Харри повернул ключ зажигания, и мотор с предсмертным хрипом заглох. Он посмотрел на часы. Одиннадцать десять. У него еще пятьдесят минут. Стены детища Телье, Торпа и Осена перебрасывали друг другу эхо его шагов.

Перед тем как войти, Харри перевел дыхание.

В помещении было совершенно тихо. За столами — никого. Харри уловил справа какое-то движение: в комнате дежурного повернулось кресло. Он увидел пол-лица с налитым кровью глазом. Глаз подарил ему пустой взгляд, и кресло развернулось обратно.

Грот. Один. Странно. А может, и нет.

Отыскав в столе ключ от девятой камеры, Харри направился дальше. Из комнаты тюремных надзирателей слышались голоса, но нужная камера располагалась очень удачно: Харри даже не пришлось проходить мимо них.

Он вставил ключ в замок, повернул. Подождал секунду, услышал внутри какое-то шевеление и открыл дверь.

Человек, который смотрел на него с койки, был не похож на убийцу. Харри знал, что это еще ничего не значит. Бывает, у человека все на лице написано, а бывает, и нет.

Это лицо было красивым: правильные черты, густые, коротко подстриженные темные волосы и голубые глаза, про которые, наверное, когда-то говорили, что они «мамины», но со временем они превратились в собственные. Харри было под сорок. Свену Сивертсену — за пятьдесят. Харри подумал, что большинство бы, наверное, подумало наоборот.

Сивертсен был одет в красные тюремные штаны и куртку.

— Добрый вечер, Сивертсен. Инспектор Холе. Будьте добры, поднимитесь и повернитесь ко мне спиной.

Сивертсен поднял бровь. Харри покачал в воздухе наручниками:

— Таковы правила.

Не произнося ни слова, Сивертсен встал, Харри защелкнул наручники и подтолкнул его к койке.

Стула в камере не было. В ней вообще почти ничего не было, чтобы нельзя было поранить ни себя, ни других. Монополия на наказание здесь принадлежала правовому государству. Харри прислонился к стене и достал из кармана помятую пачку сигарет.

— Сработает дымовая сигнализация, — предупредил Сивертсен. — Очень чувствительная. — Голос у него оказался на удивление звонким.

— Верно. Наверное, приходилось сидеть прежде?

Харри прикурил, встал на цыпочки, поддел крышку сигнализации и вынул батарейку.

— А правила на этот счет что говорят? — едко поинтересовался Свен Сивертсен.

— Не помню. Сигарету?

— Что это? Трюк с «хорошим полицейским»?

— Нет, — улыбнулся Харри. — На вас так много материала, Сивертсен, что даже комедию ломать не придется. Нам не нужны подробности, не нужен труп Лисбет Барли, не нужно никакого признания. Нам, Сивертсен, даже помощь ваша без надобности.

— Зачем же вы пришли?

— Из любопытства. У нас тут глубоководный промысел, и мне стало интересно, кто на этот раз попался мне на крючок.

Сивертсен невесело хохотнул:

— У вас богатая фантазия, инспектор Холе, но я вас разочарую. Может, и кажется, что вы поймали крупную рыбу, а на деле — рваный башмак.

— Будьте добры говорить потише.

— Боитесь, что нас услышат?

— Просто сделайте, как я говорю. Вы кажетесь очень спокойным для человека, которого только что арестовали за четыре убийства.

— Я невиновен.