- Я не собирался предлагать тебе замужество. А имел в виду твое имя. Диди - слишком легкомысленно для революционера. Революционеры не должны носить бессмысленных имен. Сталин, Ленин, Мао, Че - все это четкие диалектические имена.
- Как насчет Тито?
Он рассмеялся.
- Один - ноль в твою пользу. В самом деле, я ведь даже не знаю твое настоящее имя.
- А какая разница? - Потом, пожав плечами, она добавила, - Дорис, я его ненавижу.
Кроме своего имени, она ненавидела ещё множество вещей: истеблишмент, систему, мужской шовинизм, войны, бедность, полицейских и особенно отца, неизменно преуспевающего финансиста, который обеспечивал её шелком, атласом, любовью, вставными зубами и образованием в колледже Айви-лиг; который почти, но не до конца, понимал и её нынешние нужды, и от которого, к его величайшему огорчению, она принимала деньги только в самых стесненных обстоятельствах.
Нельзя сказать, что в большинстве своих мыслей и чувств она была слишком уж не права, но отсутствие последовательности во многих вещах буквально сводило его с ума. Если она ненавидела отца, ей ни в коем случае не следовало принимать от него деньги; если она ненавидела полицейских, ей не следовало спать с одним из них.
Она раскраснелась и стала очень привлекательной и какой-то беззащитной. Он мягко спросил:
- Ну ладно, в чем дело?
- Не пытайся обмануть меня своим притворно невинным видом. Мои друзья были в толпе и все видели. Ты так жестоко обошелся с невинным негром!
- А, да. Так это все, в чем я провинился?
- Мои друзья были там, на Сен-Маркс-плейс, и рассказали мне, что там произошло. Меньше чем через полчаса, как ты ушел отсюда, из моей постели, ты избил до полусмерти негра, который абсолютно ничего не сделал.
- Ну, нельзя сказать, что совсем ничего...
- Подумаешь, помочился на улице. Разве это преступление?
- Он не просто мочился на улице. Он это сделал на женщину.
- На белую женщину?
- Какая разница, какого цвета была её кожа? Разумеется, она подняла крик. И не говори, что это был символический политический акт. Этот глупый и подлый подонок получил по заслугам.
- И ты избил его до полусмерти.
- В самом деле?
- Не пытайся отрицать. Мои друзья видели всю твою полицейскую жестокость.
- И как же они описали то, что произошло?
- Ты же не думаешь, что я не понимаю: для белого расиста нет лучше средства возбуждения, чем вид черного пениса, этой универсальной угрозы, угрозы, которая демонстрирует высшую степень потенции?
- Он вовсе не выглядел мощным. Скорее, съежился от холода.
- Это неважно.
- Послушай, - терпеливо вздохнул Берри. - Тебя там не было. Ты же не видела, что случилось.
- Зато видели мои друзья.
- Очень хорошо. А твои друзья видели, как он кинулся на меня с ножом?
Диди презрительно хмыкнула.
- Я ждала, что ты скажешь нечто подобное.
- Этого твои друзья не видели? Ведь они там были - верно? Ну, ладно, я тоже там был. Видел, что там произошло, и вмешался...
- По какому праву?
- Я - полицейский, - раздраженно огрызнулся он. - Мне платят деньги, чтобы я поддерживал порядок. Ладно, пусть я представляю репрессивные силы. Но разве можно назвать репрессией, когда одному человеку мешают мочиться на других? Права этого мерзавца нарушены не были, а права женщины - были. Конституция предоставляет каждому человеку право, чтобы на него не мочились. Вот почему я и вмешался. Вмешался от имени Конституции.
- Хватит, нечего острить на эту тему.
- Я оттолкнул его от женщины и приказал застегнуться и убираться прочь. Да, действительно, он застегнулся, но убраться не захотел. Он вытащил нож и шагнул ко мне.
- И ты не ударил его и не сделал ничего подобного?
- Я его толкнул. Даже не толкнул, а только подтолкнул, чтобы заставить убраться.
- А... Превысил меру.
- Это он превысил. И набросился на меня с ножом. Я вырвал у него нож и при этом сломал ему запястье.
- Ты считаешь, сломать человеку запястье не означает превысить меру? Разве ты не мог отобрать у него нож, не ломая запястье?
- Он не дал мне этого сделать и все время пытался меня ударить. Потому я и сломал ему запястье. Единственная альтернатива состояла в том, чтобы позволить ему меня пырнуть, а я не готов на такие жертвы ради сохранения гармонии в обществе.
Диди нахмурилась и помолчала.
- Или, - осторожно добавил он, - чтобы доставить удовольствие своей девушке с её свежеиспеченными радикальными идеями.
- Пошел к черту! - с неожиданной яростью она вихрем пронеслась по комнате. - Убирайся! Ты - свинья, мерзкая свинья!
Он недооценил силу её порыва и отлетел на задрожавшую каминную доску. Смеясь и протестуя, попытался было завладеть её руками, но тут она снова его удивила - сжав кулак, ударила его в живот. Никакого вреда это ему не причинило, но заставило резко согнуться в рефлекторном защитном движении.