Пекинское досье

Меня нелегко запугать. Будь я один, я бы взял Куоя в заложники. Но они и сами знали эту теорию заложников. Двое монахов подошли к Таре, сунули револьвер ей в спину, и Вин По приказал мне бросить оружие.

Я вздохнул. И уронил оружие. Я начал приобретать дурную привычку быть захваченным им.

Я сказал ему это.

Он сказал, что пришло время избавиться от этой привычки. Что это был последний захват. Что я больше не убегу. Куой добавил, что мне пора выработать новую привычку. Он что-то экспериментировал, но на людях еще не пробовал... Нас грубо отвели в одну из камер в глубине лаборатории. Рядом с камерой старухи, которая билась о стены, и камерой молодого человека, регрессировавшего в детство. Нас бросили внутрь, захлопнули дверь, а потом раздался тяжелый звук задвигающегося перед ней засова.

Шаги исчезли.

Окна были зарешечены. Клетка была маленькая. Внутри не было ничего, кроме обитых стеганой тканью стен. Мы были в мягкой камере. И они собирались свести нас с ума настолько, чтобы эта мягкая камера могла пригодиться. По крайней мере, они собирались попытаться.

Все, что я знал, это то, что они не добьются успеха. Камикадзе не в моем стиле, но моя газовая бомба все еще была спрятана между ног. Если я отпущу её в замкнутом пространстве камеры, он унесет нас с собой. Но, по крайней мере, я бы связался с Квоем. Я достигну своего создателя, пока мои способности еще не повреждены.

Я посмотрел на Тару. Она была в ужасе. Я узнал симптомы. Широко открытые глаза, невыразительное лицо. Тревога отличается от страха. Страх заставляет волноваться на полную катушку. Ужас парализует.

Я взял ее на руки и попытался подбодрить. Я попытался выдавить из нее приступы страха. Она все еще дрожала. Я потряс ее. Я ударил ее. " Очнись дорогая. Ты мне нужна.'

Она вонзила ногти в мою руку. — Прости, — сказала она сдавленным голосом. — Я… я действительно боюсь. — Черт, ты права, — сказал я. — Как ты думаешь, что я чувствую?

Она удивленно посмотрела на меня. 'Тревожно?'

— Христос, — сказал я. «Если бы я этого не делал, я бы уже был готов к этой мягкой камере».

Она положила голову мне на плечо и просто повисла там. «Почему мне сейчас лучше, а не хуже?»

«Потому что ты заперт с человеком, а не с машиной». Она тонко улыбнулась мне. Нервно, но с улыбкой. «Если так, — сказала она, — почему у тебя на заднице написано «Сделано в Японии»?»

"Потому что я был создан там," сказал я, следуя за ней в ее пути. Я провел рукой по волосам. Она подражала самой себе, но, по крайней мере, снова контролировала себя.

— Поторопитесь, — сказал я, — будем благоразумны. Во-первых, когда эта чертова штука взорвется?

Она покачала головой. «Не беспокойтесь об этом. Если бы я отключила холодную воду, мы бы уже были мертвы. Но чтобы взорваться, химикат должен нагреться до 240 градусов, а сам по себе он этого не достигнет. Мне также удалось снова опустить эту стеклянную штору. Они даже не знают, что я подменила химикаты, ведь они могут сами убить своих клонов. Сначала там было… ну, скажем, еда для клонов.

'Тогда все в порядке. Что касается Куоя и его забавного пистолета, у меня есть идея. Я предположил, что если Куой вернется сюда, он может прийти не с целым взводом. Нескольких монахов с наганами, вероятно, хватило бы. Он подумает об этом. Я сказал Таре, что я имел в виду.

Они не торопились возвращаться. Может быть, просто потребовалось немного времени, чтобы подготовиться.

Мы расположились по обе стороны от двери. Тара была справа. Когда дверь откроется, она окажется за ней.

Тяжелая тишина накапливалась и вторгалась в нашу камеру. Если бы дама рядом с нами стучала в стену, то прокладка похоронила бы звук. Я сказал Таре немного поспать, если она думает, что ей это нужно. Она думала, что ей это нужно. Я не спал и наблюдал за тишиной. Ждал, когда она нарушится.

Мне было интересно, какой наркотик Куой приготовил для нас. Я все думал о тех старых научно-фантастических фильмах, где университетский профессор химии превращает своих студентов в гигантских жуков. Или тот, в котором астронавты передозируются лунными лучами и превращаются в безумных кактусов. Картер встречает доктора Вейла Твита. Скоро в этом театре. Два пакета попкорна и много кока-колы. Потом ты идешь домой и занимаешься любовью на диване.

Тара на мгновение пошевелилась во сне. Я прикинул, что было около шести часов утра. Птицы вставали и летали уже час; и свет лился через зарешеченные окна. Я встряхнул ее.

Первая минута восстановления самая трудная. Я смотрел, как она приводила в порядок восприятие моей коричневой мантии и стеганых стен. Она потерла руками глаза. 'Который сейчас час?' Она осмотрелась. 'Ой.' Итак, она наконец вернулась в страну живых. "Я думаю, мы не знаем, не так ли?"

— Пора вставать, — сказал я.

«У меня был такой хороший, безопасный сон. Мне снилось, что мы...

"Шшш."