Пекарь-некромант. Часть 2

Барбос решительно протиснулся ко мне мимо своих подруг – те не стали ему открыто выказать своё возмущение. Пёс посмотрел мне в глаза – доверчиво, с восхищением. Так на меня смотрел бы младший братишка, если бы он у меня когда-либо был: в прошлой жизни меня угораздило расти в окружении трёх сестёр. Я почесал клифа за ухом – тот блаженно зажмурился.

«И что мне с ними делать?» — спросил я скорее сам у себя, а не у профессора Рогова.

Мэтр понял это: промолчал.

«Верни собак хозяевам, етить тебя!» — подсказал мастер Потус.

— Придётся, — сказал я.

Собаки дёрнули ушами, среагировав на мой голос.

***

В сопровождении трёх клифских волкодавов я вернулся в Красный переулок. Собаки следовали позади меня, не торопясь, стараясь подстраиваться под мои шаги. Не выпячивали вперёд меня даже свои носы – придерживались только им одним понятных правил поведения. В их компании я чувствовал себя вожаком, ведущим свою стаю охотиться. И в то же время я будто вернулся в прошлое: словно вёл своих маленьких дочерей на прогулку, превратившись из беспечного пешехода в ответственного родителя.

Как и предполагал раньше, калитку, что вела во двор дома Мамаши Норы, обнаружил открытой. Обрывок рубашки бородача валялся на земле. Возможно, он упал сам. Но скорее – это клифы избавились от помехи. Я поднял голову – взглянул на вершину забора. Вновь подивился тому, что сумел перемахнуть через такой немаленький барьер. Сказал бы мне кто вчера, что сумею прыгнуть так высоко – не поверил бы. Впрочем, в такую возможность не верилось даже теперь.

— Заходим, — скомандовал я.

Указал рукой на приоткрытую калитку.

Клифы послушались – не заподозрили подвоха: магия заставила их доверять мне. Первым в тесный проход протиснулся Барбос. Замыкала собачью процессию Надежда.

Я перешагнул деревянный порог вслед за собаками.

«Два часа, мэтр. Пусть они откроют глаза, когда полностью избавятся от ментального воздействия. Пусть забудут меня, как ночной кошмар».

Подвёл собак к дереву, с которого сегодня свалился. Клифы преданно смотрели мне в глаза, помахивали хвостами. Я почувствовал себя предателем.

Скомандовал:

«Действуй, мэтр».

***

Три больших грозных клифских волкодава мирно дремали на траве в тени густой древесной кроны, когда я покинул двор Мамаши Норы и прикрыл за собой калитку.

Глава 31

«Кто придумывал эти твои рецепты, мэтр?! – возмутился я. – Ещё понимаю, когда при поедании хлеба потребитель получает «бодрость» или «регенерацию»; могу понять даже, зачем добавляют в продукт магическую Виагру, как в том сырном каравае. Но вот нафига обычному человеку «усиление действия стихийных заклинаний»? Кто из тех тёток, что выстроятся утром в очередь за хлебом, умеет бросать молнии? О чём думали разработчики подобных плетений? И ведь надо же: испортили такой прекрасный вкус бесполезными побочными действиями!»

Я мерил шагами зал пекарни; слушал, как потрескивали в печи угли; мысленно возмущался. Говорить вслух я не решался: Полуша ушёл отдыхать, но магазин при пекарне пока работал. Я не хотел, чтобы заглянувшая по каким-либо делам в пекарню продавщица вновь услышала, как я говорю сам с собой. Для местных моё поведение и без того казалось странным. Ну а каким оно должно быть у человека, привыкшего к общению в социальных сетях и по телефону? Да я по-прежнему иногда шарил по карманам в поисках мобильника – ещё бы это не выглядело странно в мире телег и наличной оплаты!

Сегодня я планировал испечь медовый хлеб с корицей. Наткнулся на его рецептуру в списке кулинарных заклинаний профессора Рогова. С корицей я в Персиле пока не сталкивался ни на рынке, ни в тавернах и трактирах. Не слышал и упоминаний о ней от мастера Потуса, Полуши или Лошки. Но плюшки с корицей в прошлой жизни покупал часто. И хорошо помнил о том, как их запах нервировал тёщу (что добавляло им прелести). Вот только я не собирался, как советовал старый пекарь, снова крутить батоны. Хотел, чтобы новый хлеб походил на простой пшеничный каравай – по ходу придумаю внешние отличия.

Почему-то я сразу не обратил внимания на тот самый сопутствующий магический эффект, который помимо прочих достоинств отличал мои изделия от обычного хлеба. Когда Полуша по моей просьбе ставил опару, я больше думал о предстоявшей мне встрече с Мамашей Норой. Не зацикливал внимание на этих дурацких словах: «Усиливает действие стихийных заклинаний». Лишь теперь я осознал всю бесполезность этого плетения. И вместо того, чтобы махнуть на него рукой (ведь ставил себе цель добиться превосходного вкуса, а не гнался за побочными эффектами), я закатил профессору истерику – сегодняшний день повлиял на мою психику.