— Прежде чем мы поговорим о хлебе, мастер Карп, я прошу вас прояснить некоторые моменты, — сказал он. – Они очень заинтересовали наблюдательский отдел нашей обители. Как вы знаете, на плечах служителей Чистой силы с незапамятных времён лежит ответственность за безопасность жителей царства. Если точнее: мы отвечаем за защиту людей от нематериальных угроз. Прежде всего – от так называемых проявлений нечистой силы.
Жрец порылся в бумагах – извлёк из середины стопки плотный желтоватый лист, исписанный мелким ровным почерком, показал его мне.
— Вот, — сказал служитель Хакин.
Поднял на меня глаза – будто уже дожидался ответа. Показалось, что его правый глаз смотрел мне в лицо, а левый – поверх моего плеча на окно. Я не понял, чего жрец от меня хотел. Поэтому вопросительно приподнял брови. Натянул на лицо маску «честного студента» — такую обычно носил, когда являлся на ковёр в налоговую инспекцию. Намазал кусок хлеба мёдом, затолкал его в рот, чтобы утихомирить разворчавшийся от голода и волнения живот.
— Вот здесь я законспектировал рассказ уважаемых в Персиле людей – потомственных пчеловодов, — сказал младший дознаватель. – Их родственник трудится в вашей пекарне. Его зовут…
Служитель Хакин опустил взгляд на бумагу.
— …Полуша. Так вот. Эти безусловно заслуживающие доверие люди поведали мне очень интересную историю. О вас, мастер Карп. Как вам такое?
Я пожал плечами.
Пробубнил с набитым ртом:
— Замечательно.
Прожевал хлеб.
— О какой истории идёт речь? – спросил я.
«Ни в чём не признавайся, парень! – прозвучал в моей голове голос мастера Потуса. – Этим чистюлям только дай повод! Погубят ни за что, ни про что, етить их!»
— О!
Жрец снова улыбнулся – только сейчас я заметил на его правой щеке ямочку.
Младший дознаватель потряс бумагой.
— Здесь изложена версия того, как семья пчеловодов сумела избавить свой городской дом от присутствия нечистой силы, — заявил он. – Занимательная история. Похожая на рассказы о подвигах Семерых. Сейчас я вам её перескажу – вкратце, чтобы не отнять у вас много времени.
Жрец посмотрел на лист. Закусил губу. Пробежался взглядом по строкам.
— Это не имеет отношения к нашему делу… Вот! Интересное место.
Служитель Хакин ткнул в бумагу указательным пальцем, едва не проткнув лист острым неухоженным ногтем.
— Тут сказано, что с целью избавления от поселившейся в доме нечисти, — сказал он, — пчеловоды обратились за помощью к владельцу пекарни в Лисьем переулке мастеру-кулинару Карпу. Как вам такое?
— Замечательно, — повторил я. – И что с того?
Деревянной палочкой размазал по куску хлеба мёд.
— Вы знакомы с царским уложением от четыреста седьмого года «О работе гильдий на территории Крельского царства», мастер Карп? Точнее, с его восьмой частью, где чётко прописаны рамки, в которых обязаны вести свою деятельность представители гильдий? И частью двенадцатой, где перечислены признаки нарушений царского уложения и меры наказаний за таковые?
— Мы проходили всё это на занятиях в школе, — ответил я.
Служитель Хакин в притворном раскаянии стукнул себя ладонью по лбу.
— Ах да… вы же образованный человек, мастер Карп, — сказал он. – Простите, что заподозрил вас в невежестве. Окончили Седильскую кулинарную школу, если я правильно запомнил?
Я кивнул.
— Именно. Её. Кстати, о нарушениях. Я ни в чём не виноват. Если намекаете на то, что я беру с вдов плату за те услуги, что оказываю им ночью, то спешу вас заверить: вы ошибаетесь. Всё это наветы завистников. Да я вообще молоко не пью! Его выпивают они.
Я указал на волкодавов.
Служитель Хакин посмотрел на собак – те пошевелили ушами.
— Какое молоко? – спросил жрец.
— То, которое вы назвали незаконным.
— Я назвал?
— Вы же вспомнили об этом… царском уложении, — напомнил я.
Младший дознаватель почесал переносицу.
— Не совсем понял, о чём вы говорите, — сказал он. – Ну да ладно. Давайте вернёмся к уложению «О работе гильдий на территории Крельского царства». Так вот. Если вам известно о нём, тогда мне совсем непонятно: почему, ведая о суровости наказания за незаконную ворожбу, вы согласились нарушить то самое царское уложение? Неужели соблазнились на щедрую плату, мастер Карп?
«Ага, мёда захотел», — мысленно сказал я.
«Не говори ему про мёд, парень! – сказал старый пекарь. – Да и вообще поменьше говори. Эти лысые, етить их, любое слово могут переврать так, что вовек не отмоешься».
«Успокоил ты меня, старый».
— Нарушил? – сказал я.
Сделал вид, что поперхнулся хлебом. Представил, что снова выслушиваю обвинения жены в супружеской измене – регулярные, привычные. Сколько их было за мою долгую (очень долгую) семейную жизнь! Я научился на них реагировать правильно. И не менял тактику, даже когда те стали небеспочвенными. Вот и сейчас воспользовался давними умениями. Тут же ощутил праведное возмущение, негодование, удивление и злость.