Пекарь-некромант. Часть 2

Я пока не чувствовал в себе сил на то, чтобы обрушить на оппонента шквал построенных на безупречной логике аргументов. Боролся с желанием послать бородача далеко и надолго, прикрыть дверь и вернуться в спальню. Пока побеждал в этой битве. Наблюдал за тем, как «уважаемый» хмурился и кривил губы. Взгляд гостя переместился на морду Барбоса, потом метнулся к мордашке Веры.

— Прикажи собакам вернуться домой, — сказал бородач.

Тесак в его руке покачнулся – острие клинка чуть приблизилось к моей груди. Мне показалось странным, что гость угрожал оружием мне, а не собакам. Ведь это те рычали на него – не я. И всем своим видом выказывали обещание разорвать мужика на части. Но гость почему-то тыкал своим ножичком переростком в сторону полуголого сонного пекаря – в меня. Может, ещё с прошлой нашей встречи затаил обиду?

Я пожал плечами – и в ответ на своё предположение, и отвечая на слова бородача.

Предложил:

— Прикажи им сам.

Гость скривил недовольную мину – показал, что его оскорбили мои слова. Сощурил глаза, будто силился понять все тонкости скрытой в моей короткой фразе издёвки.

Процедил сквозь зубы:

— Они перестали слушать мои команды.

Я усмехнулся.

— А мои они никогда и не слушали. Клифы сами ко мне пришли. И сами уйдут, если захотят: не собираюсь удерживать их в своём доме силой… да и вряд ли смогу.

Босс снова ударил меня пониже спины хвостом – намекнул, что услышал меня. Его рычание не стихало. Но и не усиливалось. Пёс точно намекал этим, что не намерен форсировать события. Предоставлял возможность рулить развитием ситуации мне.

— Ты пожалеешь об этом, пекарь, — заявил бородач. – Запомни мои слова.

Он ухмыльнулся.

— Я думаю: ты не понял, кого обокрал. И что тебе за это будет. Ты знаешь, сколько стоили госпоже Белецкой эти собаки?

Тесак чуть наклонил острие – гость поочерёдно ткнул им, словно указательным пальцем, в направлении голов клифских волкодавов.

— Представляю, — ответил я.

Прижал ладони к шеям клифов; ощутил не только вибрацию от рычания, но и почувствовал частое биение собачьих сердец.

— Ты надеялся, что Мама не заметит пропажу?

Я вздохнул.

Сонливость отступала – накатывала раздражительность.

Бросил взгляд поверх плеча гостя. Отметил, что солнце в зените. В немногочисленных прорехах древесных крон не заметил ни единого облачка.

Сказал:

— Уважаемый, не парь мне мозг.

Добавил:

— Если ты явился сюда за собаками – прими мои соболезнования. Лично. До того, как клифы разорвут тебя на куски. Потому что ты им явно не нравишься. И убери уже свою железку. Не дразни зверюшек. Не видишь разве: они не в настроении.

Зевнул – громко.

Вера чуть сдвинулась, прижалась ко мне тёплым боком.

— Поранишься – Мамаша Нора решит, что это я тебя обидел. Ведь вы все свои косяки вешаете на безобидного кулинара. Сами просрали клифов. Я-то тут причём? Собачки сбежали от вас – смиритесь. Не любят они вас больше. Понимаешь? Не любят.

— Что ты несёшь, пекарь? – сказал бородач. – Проснись уже! Это клифские волкодавы. Они не должны никого любить. Они обязаны служить хозяевам!

Мне почудилось, что клифы поняли его слова. И те им не понравились. Более того: разозлили. Вполне естественное негодование: сам ненавидел, когда мне заявляли, что я кому-то что-то должен и обязан. Раньше часто слышал подобные утверждения от жены и тёщи. Успокоил собак, внутри которых всё усиливался рёв моторов – погладил их по шерсти.

— Возможно ты и прав, уважаемый, — сказал я. – Я плохо разбираюсь в повадках зверей. Вот только почему-то уверен: у этих клифов нет хозяев.

Клинок тесака переместился на уровень моего подбородка.

— Они принадлежат госпоже Норе Белецкой!

— Неужели?

Похлопал Босса по холке.

— Их послушание завязано на Маму, — сказал бородач. – И документы на трёх клифских волкодавов у неё тоже есть. А вот как ты, пекарь, докажешь, что они твоя собственность? Никто не поверит, что ты их хозяин.

Я улыбнулся.

— Сам в это не верю, уважаемый. Сказал ведь: у этих собачек нет хозяев. Белецкая им не нужна, раз они здесь. И я им тоже не указ. Не хозяин. Мы с ними просто друзья – не больше.

Две плети из собачьих хвостов хлестнули меня по ягодицам – заставили на полшага приблизиться к гостю и его оружию.

— Ты будешь это объяснять городским властям, пекарь, — сказал бородач. – Или Крюку. Если Мама вообще решит воспользоваться чьей-то помощью, а не накажет тебя за воровство сама.

Я вздохнул.

— Опять двадцать пять. Воровство.

Покачал головой.

Похоже, я окончательно проснулся. Потому что вдруг почувствовал голод. Причём, обнаружил, что проголодался сильно: даже мысль о корке пшеничного каравая вызвала бурное слюноотделение.

— Ты меня утомил, уважаемый, — сказал я. – Вчера был трудный день. И позавчера – тоже. Кто знает, каким выдастся завтрашний. Поэтому сегодня мне лучше отдохнуть, пока такая возможность есть. Этим я и собираюсь сейчас заняться. После того, как поем. Так что не кради моё время. Если ты явился сюда за клифами – обломись. Возвращайся домой. Там поплачешь от досады. Пусть Мамаша Нора тебя пожалеет.