- Мой старик. Мой грех... как это... свин... да, да, свинь кушать. Завтра, - говорил Ян, - мой сегодня картул кушать надо. Мари! Хапупийм...
Сестра Мария подала ему кислое молоко. Голубые глаза ее смущенно опущены и золотая брошь на полной груди подымалась и тонула, как в волне челнок.
- Завтра праздник, - жирно чавкая, сказал Дмитрий Панфилыч. - У нас весело о празднике: посиделки, песни, плясы. Потом ряженые.
- У нас танцы, - сказала сестра Мария; и не своим не веселым голосом сказала Мария печально: - Лабаяла-вальц, вирумаге, полька. Говорят, спектакль будут ставить. Да, да.
- Где? - спросил Николай - Сестра Мария, где?
- Что? В народный дом... Только холедный, для летний игр, - она прятала от юноши глаза, вздыхала.
Разговор не клеился. Николаю было тяжело. У него накипало и против сестры Марии, и против Дмитрия Панфилыча.
- Сестра Мария мне спасла жизнь, - проговорил он тихо и вяло. - Может быть, напрасно...
- Что вы! Милый мой Коля, - и как в тот раз, она стала гладить его руку, но горячая рука ее дрожала, и вздрагивали опущенные веки.
Дмитрий Панфилыч нервно задрыгал ногой, его сапог заскрипел под столом раздражающим скрипом.
- Очень плохо все кругом, - жаловался юноша. - Как-то все не то, не настоящее... Чорт его знает что. Другой раз хочется веселиться, другой раз - плакать. Гадость.
- Чепуха! Ничего худого нет, - грубо, задирчиво, сказал Дмитрий Панфилыч. - Маруся, кофейку!
- Нет, не чепуха, - возразил юноша и его глаза засверкали. - Например, бросать жену на чужой стороне, беспомощную женщину, это чепуха?
- Не хочешь ли? Живи с ней сам. Уступаю, - низким голосом, ворчливо, насмешливо проговорил Дмитрий Панфилыч.
- Не имею ни малейшего намерения. Во всяком случае, к чему же вы женились?
Стало тихо, Дмитрий Панфилыч распрямил грудь, чтобы крикнуть. Раздался чей-то стон.
Все обернулись.
Прислонившись к чемоданам, в дальнем углу сидела помещица Проскурякова.
- Бог с тобой, Митя, - расхлябанно заговорила она. - Я тебя не виню... И вы успокойтесь, Коля, добрый мой. А Митя не виноват... Раз он счастлив с новой своей... с своей... - она обхватила седую трясущуюся голову руками и заплакала громко, злобно, надрывисто.
- Скоро ли ты уйдешь к чорту, старая корга?! - грохнул в стол кулаком Дмитрий Панфилыч, и его красивое, краснощекое лицо с раздвоившейся черненькой бородкой осатанело. - Здыхай на морозе, здыхай! Чорт тя задави! Не жалко.
- Я не позволяй крик!.. Митри, не надо горячиться! - перебивая его, крикнула сестра Мария.
- А, са куррат... - жуя трубку, выругался под нос Ян.
- Бог с ним... Бог с ним, - хлюпала помещица.
- Ага! - злобно смеялся ее муж. - Ты меня богатством хотела взять? Как же, старая помещица оженила на себе молодого парня. Тьфу, твое богатство, твое именье! У большевиков оно... Корова у тебя осталась от твоего богатства-то, да и та здохла.
- Сестра Мария! Ян!.. - ударил в стол и юноша. Губы его кривились, брови сдавили переносицу. Ему хотелось кричать громко, оскорбительно, но слова останавливались в горле. И он тихо, но прыгающим голосом сказал: Я не ожидал этого, сестра Мария. Я вас представлял себе другой. До свиданья, сестра Мария, - поклонился и порывисто вышел вон, ударившись в косяк плечом.
* * *
Юноша переночевал в избушке лесника, старого добродушного эстонца. Утром он плотно подкрепился, заплатил эстонцу за гостеприимство и расспросил его про дорогу к Народному Дому. Путь лежал мимо сестры Марии и прямо в лес. Юноша шел низко опустив голову, ему не хотелось ни с кем встречаться. День был пасмурный, насыщенный изморозью. С грустным карканьем летали ленивые вороны, и юноше стало грустно, как только может быть грустно в праздник на чужбине.
- Послушайте, стойте! Николай!.. - Тревожно оглядываясь, бежала сестра Мария. Она схватила его руку двумя руками и с виноватой, просительной улыбкой сказала: - Какой вы злюк... Ай, как не хорошо...
Юноша смутился.
Он, краснея, растерянно мигал:
- Извините меня. Я, конечно, был вчера не прав. С горяча просто.
Сестра Мария померкла.
- Сгоряча? Значит вы прощаете мой поступок? - она с укоризной подняла на него ясные глаза. - Очень грустно, очень...
- Почему?
- Вы не понимайт, почему? Когда-нибудь поймете.
- Так, - неопределенно сказал юноша: ему показалось, что сестра Мария фальшивит. - Я все-таки не могу понять.
- Ах, оставим, - капризно наморщила она свой тонкий прямой нос. Скажить, куда идете? В Народный Дом? Где вы ночеваль?
Они шли, но юноше казалось, что они стоят на месте, а две темные стены сосен спешат назад.
- Кто он? Вы знаете его? Этот Митри. Я его совсем не знайт, - и сестра Мария оглянулась.
- Странно, - сухо и насмешливо ответил юноша, - во всяком случае вам нужно бы его знать. Девчонка вы, что ли? Вы все оглядываетесь назад... Идите скорей. Он чертовски ревнив.