Пегас, лев и кентавр

– Ясно, – сказал Родион, проводя рукой по лицу. – Ты нашел Долбушина. Это хорошо. Давай встретимся завтра в три. А сегодня я к матери обещал заехать. Она у меня в Тушине. Не забыл дом?

За несколько минут до срока Афанасий телепортировал в Тушино. Мать Родиона, невысокая, тихая, но какая-то укоризненная женщина, открыла ему после первого звонка.

– Ты к Роде? – спросила она, глядя на Афанасия с таким обожанием, будто каждый знакомый ее сына был для нее если не турецким султаном, то его заместителем.

– К Роде! – Впервые за все годы ШНыра Афанасий понял, что Родион и Родя – это одно и то же. Раньше ему это как-то в голову не приходило. А тут сразу представился худой петербургский студент, придерживающий что-то острым локтем под серебристой шинелькой.

Мать Роди жила в необъяснимо длинной квартире с огромным коридором и маленькими комнатками. Жила одна и ради сына, потому что никаких следов ее присутствия Афанасий в квартире не обнаруживал. Ну, может, кое-какая одежда, кастрюли, пылесос и припадочный бормотун – телевизор на кухне. В остальном же она витала здесь как дух.

Все остальное носило отпечаток Родиона, не того сегодняшнего, который больше времени проводил в ШНыре, а того музейного, который когда-то здесь жил.

Вот его детская коляска. Вот санки с высокой спинкой (!). Вот три его велосипеда – маленький, подростковый и взрослый. Со временем все они покрылись одеждой и стали сушилками для белья.

Когда выставка велосипедов закончилась, Афанасий наткнулся на турник с висящим напротив него плакатом чернокожего атлета. Должно быть, в этом пожелтевшем плакате нынешний грозный шныр черпал некогда надежду, болтаясь на турнике сосиской. Нынешний Родион к турнику давно охладел. Он больше ценил резкость и способность быстро перезаряжать шнеппер.

Комната Роди напоминала концлагерь, но не для людей, а для электронных устройств. На стенах жалобно повиливали проводами дохлые компьютерные мыши и истоптанные, обеззубленные клавиатуры. У стола стояла коробка, до краев набитая старыми мобильными телефонами и отдельными их деталями. Афанасий слышал, что в старших классах Родион занимался их ремонтом и перепродажей. Один из больших – не плоских еще – мониторов был превращен в клетку для песчаных белок, которые определялись скорее по запаху, так как сидели, зарывшись в опилки.

Дивана в комнате у Роди Афанасий так и не нашел. Кровати тоже. Постелью ему служил каремат с брошенным на него спальником.

«Да ты, братец, не только Раскольников! Ты еще и Рахметов!» – весело подумал Афанасий.

Родион сидел у компьютера.

– Ты опоздал на двенадцать часов! – не оборачиваясь, сердито сказал он.

Афанасий недоверчиво посмотрел на часы. Если он и опоздал, то минут на десять, которые протоптался у подъезда, потому что забыл код, а использовать на вскрытие кода магию русалки ему было жалко.

– Мы договаривались в три! – сказал он.

– Вот именно, в три! А когда я хочу встретиться в пятнадцать, я и говорю в пятнадцать, – заявил Родион и развернул к Афанасию монитор.

– Смотри сюда! – сказал он, прокручивая колесико мыши. – Здесь фотографии долбушинского дома.

– А чего всё так издали?

– Близко я соваться не стал. Там что-то мутное вокруг творится. Слишком много занятых людей. Все что-то красят, строят, долбят асфальт.

– Лето. Москва прихорашивается, – предположил Афанасий.

Родя милостиво кивнул:

– Пускай прихорашивается. Я ей разрешаю. Но скажи: парню, который устанавливает спутниковые тарелки, сильно нужно иметь в своем фургончике топор?

– Ну мало ли. Забить чего-нибудь, – допустил Афанасий.

– Топором четырнадцатого века с серебряной чеканкой можно забить только кого-нибудь! Короче, в подъезд соваться не будем. Отпадает.

– А если высадиться на крышу?

– Крыша отпадает. Я проверил. Там проживает некий горный Карлсон, охрана которого вооружена даже не шнепперами, – сказал Родион.

– Не ведьмарь?

– Скорее бандюк, а бандюкам венды репы чешут. Нечего нам в их дела лезть! Может возникнуть конфликт интересов.

– А тогда как?

Родя пожал плечами.

– Идеально, конечно, телепортировать сразу в долбушинскую квартиру, но он наверняка это предусмотрел. Заслать атакующую закладку через русалку? Тоже облом. Закладки через русалку не перемещаются.

– А если собрать пятерок десять шныров, позвать сотню вендов и… Хотя с вендами, конечно, договориться сложно, – вздохнул Афанасий.

Родя усмехнулся.

– Вендов ему… Кавалерия никогда не допустит. У нас не та война, когда ищут поле побольше и стягиваются махаться стенка на стенку. Пойдем вдвоем. Даже Ула лучше не втягивать. Он заводной стал, а тут совсем сорвется.

Родя выделил на стене дома участок и укрупнил его.

– А тут у нас что? – спросил он с интересом.

– Длинный балкон. Думаешь, на него?

– Нет. Балкон – слишком ожидаемо. Долбушин наверняка как-то его защитил. Я имел в виду это окошко.

Палец Родиона ткнул в окно, расположенное там, где дом давал небольшой изгиб.

– Самое удобное, что над ним у верхних жильцов кондиционер. К нему можно подцепиться. Два метра вниз – и ты на месте.