Печать Сумрака

Дверь распахнулась, впустив студентов. Первый чем-то походил на Аркадия — очки в тонкой оправе, пухлые плечи, вялый двойной подбородок и тонкий заискивающий голос. Не будь Аркаша Иным, быстро докатился бы до такого же состояния. Его спутник был полной противоположностью. С меня ростом, широкоплечий, с аккуратно подстриженными волнистыми волосами, римским носом и буграми мышц. Прямо поветрие последних десяти лет — насиловать организм железом. Раньше культуризмом тоже увлекались, но не так фанатично. Правда, этот любитель смотрелся вполне гармонично. Впечатление портила лишь идиотская клетчатая рубашка, мятая, подходящая разве что реднекам, как их изображают в американском кино.

И вновь я невольно проверил ауры вошедших. На миг разозлился на себя, но эмоции схлынули, едва я взглянул на парней через Сумрак. Бывает же такое…

Очкарик оказался Иным. Неинициированным магом. Слабым, почти без потенциала, да ведь и такие встречаются не каждый месяц. Однако его приятель заинтересовал меня куда больше. Его аура — обычная аура уверенного в себе человека — походила на мою даже больше ауры продавщицы. И вот такой шанс упускать было нельзя.

Студенты взяли по бокалу пива, присели за соседний столик, о чем-то оживленно беседуя. Несколько минут я пристально разглядывал ауры через Сумрак. Нет, все чисто. И палитра очень хорошая. Не идеальная, но требовать большего грех. Главное наше расхождение — отсутствие отметок Иного — мы сейчас поправим.

Я перестал балансировать на границе Сумрака и прислушался.

— …я тебе одно скажу, — убежденно говорил широкоплечий. — Нынешнее устройство общества защищают те, кто после развала Союза стал жить лучше. Те, кто стал жить хуже, выступают за Союз. Вот и вся правда. А поскольку большинство живет хуже, оно и готово вернуть все назад.

— Ну, положим, большинство лежит на диване и пьет пиво, — очкарик достал из нагрудного кармана платок, промокнул потный лоб, — но дело не в этом. Раньше большинство могло позволить себе не работать. Так, ходить на работу, читать газетку, устраивать перекуры каждые полчаса и все равно получать зарплату.

— Зато сейчас офисные хомячки урабатываются, сидя в интернете и продавая айфоны в «Евросети»!

Широкоплечий сделал шумный глоток. Очкарик сморгнул.

— Ну, положим, не все сидят в интернете. А если и сидят, то это их дело. На фоне этого планктона те, кто готов работать, легко выбьются в люди. А в СССР была уравниловка: работай, не работай — все едино. Вот тебе десятилетняя очередь на квартиру, вот шесть соток в зубы, а если будешь вкалывать по двадцать часов в сутки, дадим место на доске почета. Офигенная компенсация.

— Зато теперь полный порядок — пять процентов живут за счет семидесяти пяти, а оставшиеся двадцать, довольно похрюкивая, вместо десятилетней очереди на квартиру по десять лет выплачивают автокредит!..

Я вполуха слушал спор студентов, никогда не живших в Союзе и знакомых с ним по рассказам родителей. Судя по всему, родители одного Союзу были лояльны, другие держали в кармане кукиш. Меня такой разговор устраивал. Парни раскрепостились, эмоции брызгали фонтаном, корректировать вспенившуюся ауру, как ни странно, проще, чем спокойную, уравновешенную.

Я осторожно коснулся разума собеседников, привлекая к себе внимание. Оба как по команде повернулись.

— …А вот давай спросим. — Широкоплечий поднялся и подошел к моему столику, сел напротив. — Прошу прощения, вы не могли бы уделить нам минуту внимания?

— Мог бы. — Я протянул руку. — Юрий.

Кажется, широкоплечего такая реакция немного сбила с толку. Однако рукопожатие вышло крепким. Я критически осмотрел фальшивую ауру. Неплохо, но темновато. Придется немного затянуть разговор.

— Эдуард. Можно просто Эдик. Понимаете, мы тут с товарищем поспорили… Вот скажите, вы бы хотели вернуться в Советский Союз?

— Нет.

— Почему? — моментально ощетинился атлет.

— Меня все устраивает.

— Вы считаете, что после развала СССР стало лучше?

— Кому?

— Да хотя бы вам!

Я аккуратно вплел в ауру еще одну линию Силы, осветляя общую гамму.

— Для меня ничего не изменилось. Я в состоянии сам устроить свою жизнь. Что при Союзе, что сейчас.

Большинство сочло бы фразу дешевым хвастовством, но на широкоплечего она произвела нужное впечатление.

— Что, и при царе бы устроились? — с внезапной злостью спросил он.

— И при царе. И при Наполеоне. — Я едва заметно улыбнулся.

Аура парня вспенилась. Черным горбом вспухла злость, проступили багровые полосы ярости. Я глубоко вздохнул и одним движением впитал чужой эмоциональный заряд, трансформируя его в чистую энергию. Для компенсации сил, потраченных на изменение ауры, выплеска хватило с лихвой.

Атлет сморгнул, растерянно посмотрел на меня. Большинство людей живет сиюсекундными импульсами, и если высушить эмоции до дна, вместе с агрессией пропадает желание что-либо делать, вести спор, что-то доказывать. Широкоплечий буркнул нечто нелицеприятное, поднялся, и я тут же закрылся, создав полог максимальной мощности.